Сегодня в особняке было тихо, лишь ветер шумел в кронах вековых лип да изредка проезжала мимо, рокоча двигателем, дорогая заграничная машина. Дешевых машин в этом районе не держал никто.
Пиявка выложил на белоснежную поверхность стола бубнового короля и с ухмылкой посмотрел на Узбека. Узбек вздохнул, почесал в затылке и сгреб карту со стола.
– Взял? – спросил Пиявка.
– Взял, взял, – проворчал Узбек. – Давай, чего там у тебя…
Пиявка с оттяжкой хлестнул по столу козырным королем, затем накрыл его козырным же тузом и в довершение триумфа с треском налепил на каждое плечо Узбека по шестерке.
– Погоны! – объявил он. – Теперь ты, Узбек, вылитый мусор. Беги скорей, а то построение пропустишь.
– Да пошел ты, – вяло огрызнулся Узбек, убирая с плеч “погоны”. Он смешал карты и лениво перетасовал колоду. – Надоело это фуфло. Кто бы видел, как мы с тобой в “дурака” играем. Братва бы со смеху передохла. Вот если бы в “очко”…
– Если бы да кабы, – сказал Пиявка, – да росли во рту бобы… Граф сказал конкретно: никаких азартных игр. По-моему, все ясно без базара.
– А кто базарит? – откликнулся Узбек и бросил засаленную колоду на стол. – Просто надоело. У тебя дури нету?
– А может, тебе еще ведро водяры притаранить? – поинтересовался Пиявка. – Или бабу в целлофановом пакете?
Узбек перегнулся назад и длинно сплюнул через перила беседки.
– Бабу, – повторил он, словно пробуя слово на вкус. – Бабу можно и без целлофана. Фартит Клоуну.
– Чем это ему фартит? – Пиявка облокотился на белоснежные перила, запрокинул кверху бледное лицо и принялся разглядывать хитрое переплетение брусьев, которые поддерживали шатровую кровлю беседки.
– А ты не в курсе? – удивился Узбек. Он вытянул руку, сорвал лист сирени, задумчиво пожевал, скривился и выплюнул за перила. – Ну и дерьмо… Ты что, не слышал? Хотя да, ты же на рынок ездил, откуда тебе… Граф сказал, если этот фраер из банка не поторопится с бабками, он отдаст его бабу Клоуну.
– Да, – сказал Пиявка и вынул из кармана пачку сигарет. – Дуракам всегда фарт. С этой телкой можно было бы реально оттянуться, а этот баран ее разделает, как в гастрономе, и все удовольствие.
– А ты кинь ему пару стольников, он тебе, как брату, с черного хода титьки вынесет, – тоном провокатора предложил Узбек. – Полтинничек накинешь – глядишь, и еще чего-нибудь перепадет. Положишь в холодильник…
– Фу ты, дрянь какая, даже блевать потянуло… Шутки у тебя, боцман, – ответил Пиявка. – Фильтруй базар, братка.
– Какой базар? – поспешно спросил Узбек. – Как думаешь, – продолжал он после паузы, – отрыгнет банкир бабки?
– А куда он денется с подводной лодки? – вопросом на вопрос ответил Пиявка. – Отрыгнет и еще сверху добавит, чтоб дальше не прессовали.
– А может, это не он? – задумчиво спросил Узбек. – Я бы на его месте не рискнул.
– Он не он – никакого дифферента, – блеснул недавно подслушанным словечком Пиявка. – Бабки кому отдали? Ему. Вот ему и возвращать, а не вернет”. Да нет, вернет, куда он денется.
Он сунул сигарету в угол рта и чиркнул зажигалкой. Узбек вынул из наплечной кобуры тяжелый армейский “кольт” и прицелился в приземлившегося на дорожке воробья.
– Кх, – сказал он, имитируя сильную отдачу. Воробей сорвался с места и упорхнул.
– Мимо, – прокомментировал Пиявка, раскуривая сигарету. – Не будет из тебя путного быка. И в карты ты играешь, как тетя Дуся… Что ты в зоне будешь делать, а, Узбек? Очком торговать?
– Не, – лениво ответил Узбек, нисколько не обидевшись на оскорбительные намеки приятеля. – Я буду по вечерам на шконке пахану романы травить, как Клоун баб полосовал.
Он все еще вертел в руках вороненый “кольт”, любуясь игрой солнечных бликов на его плоскостях и гранях.
В тот момент, когда он собрался вернуть оружие в кобуру, от ворот донесся какой-то шум.
Охранники выскочили из беседки без лишней спешки, но достаточно быстро: Граф не любил незапланированных инцидентов и нерасторопных подчиненных.
К решетке ворот со стороны улицы приклеился какой-то тип, с виду напоминавший бомжа. Это был довольно крупный, но совершенно опустившийся мужик в рваном, когда-то бежевом плаще, от которого несло так, словно он год провалялся в бачке с пищевыми отходами. На голове, почти полностью скрывая лицо, криво сидела невообразимо грязная фетровая шляпа. Обладатель этого “костюма”, по всей видимости, просто потерял равновесие, проходя мимо ворот, и теперь пытался вернуть утраченное, судорожно цепляясь ободранными руками за прутья и чугунные завитки. От этих попыток ворота ходили ходуном, издавая грохот и лязг, становившиеся все громче по мере того, как чертов алкаш продолжал упорно сопротивляться земному притяжению.