— А ты сволочь, Макс, — сказал он перехваченным после водки голосом. — Я даже не догадывался, какая ты сволочь.
— Все мы не ангелы, — легкомысленно отозвался Становой. — Давай, пока он сидит спиной. Поверь моему опыту: убить человека, когда он смотрит тебе в глаза, очень тяжело, особенно по первому разу. Зато, когда он ляжет, это такой кайф! Раз — и все проблемы побоку. Давай, попробуй. Не бойся, я рядом. Если что, так и быть, помогу.
Вострецов встал, повернулся к нему спиной и сделал шаг в сторону костра, двигаясь неуклюжими рывками, как испорченный механизм.
— С предохранителя я уже снял, — сказал ему в спину Становой и стал не спеша расстегивать штормовку. Он сидел, свободно раскинувшись на стуле, будто в кресле партера перед началом интересного спектакля.
Вострецов сделал еще три или четыре шага, и тут Удодыч начал поворачивать голову.
— Давай! — крикнул Максим Юрьевич. Дмитрий Алексеевич рывком вскинул пистолет на уровень глаз и спустил курок. Становому показалось, что толстяк даже и не подумал прицелиться. Отдача больно ударила его по руке, он едва не выронил пистолет и скорчился, баюкая ушибленную кисть. Становой видел, как пуля вырвала клочок материи из рукава камуфляжной куртки Удодыча, и мысленно выругался: вот болван! Он что, думает, что его снимают в кино и что его противники будут сами пачками валиться на землю, как только он спустит курок?
Удодыч вскочил, будто подброшенный пружиной, в его руке опасно блеснуло сточенное лезвие топора. Максим Юрьевич заторопился, его ладонь скользнула за отворот куртки и нащупала под мышкой теплую рубчатую рукоять. Он был почти уверен, что Вострецов сейчас бросит пистолет и побежит, но Дмитрий Алексеевич его удивил.
Увидев топор, толстяк снова поднял пистолет и выстрелил. Удодыч перекосился, прижав левую ладонь к простреленному боку, неловко швырнул топор в Вострецова, промахнувшись на целый метр, и, увидев, что не попал, бросился бежать к машине.
Вострецов побежал за ним, путаясь в брезентовых полах дождевика и стреляя на бегу. Максим Юрьевич закинул ногу на ногу, закурил и стал с интересом наблюдать за происходящим, как будто и впрямь пришел на премьеру нового спектакля. Между делом он считал выстрелы. Третий выстрел продырявил стекло передней дверцы, четвертый взрыл дерн на полметра правее бегущего прапорщика, пятая пуля с тупым металлическим лязгом ударила в переднее крыло машины, зато шестая попала Удодычу в спину, точно между лопаток, бросив его лицом в мокрую траву. С мучительным стоном прапорщик приподнялся на руках и пополз к машине. Было непонятно, зачем он это делает: прыгнуть за руль и укатить подальше отсюда Удодыч уже не мог. Скорее всего, умирающее тело слепо выполняло последнюю команду, полученную от охваченного паникой мозга.
Вострецов перешел с бега на шаг. На ходу он выстрелил еще трижды, и каждый раз тело Удодыча судорожно подпрыгивало, словно стараясь исторгнуть из себя пулю. После второго выстрела прапорщик перестал ползти, уронил голову и затих, а после третьего ствол пистолета отскочил назад и заклинился в крайнем заднем положении — обойма опустела. Стоя над телом, Вострецов еще пару раз странно дернул вытянутой рукой — похоже, пытался выстрелить из разряженного пистолета, — а потом, поняв, что все кончено, обессиленно уронил ее вдоль тела.
Максим Юрьевич неторопливо потушил окурок о скатерть, спрятал его в карман штормовки и встал, преодолевая желание похлопать в ладоши. Спектакль и впрямь удался на славу.
Он подошел к лежавшему в траве Удодычу и присел над ним. Ему показалось, что прапорщик еще дышит, но это уже не имело значения: камуфляжная куртка на его широкой спине потемнела от крови, и, судя по расположению пулевых отверстий, жить ему оставалось всего ничего. Сидя на корточках, Становой повернул голову к Вострецову. Тот стоял с разряженным пистолетом в опущенной руке и напоминал робота, у которого сели батарейки.
— Вот об этом я и говорил, — сказал ему Максим Юрьевич, — Совсем новое чувство, правда? Иная, неизвестная раньше степень свободы. Вот только стиль… Над стилем надо работать, Дима. Что это ты тут устроил? Прямо гангстерский фильм какой-то, ей-богу. Чего я только в жизни не повидал, но такого!.. Боюсь, даже наши менты не поверят, что это самоубийство. Вряд ли им приходилось встречать такого оригинала, который, решив покончить с собой, выпустил бы себе в спину целую обойму, и притом половину — мимо.