Особенно,... 
68 
— Нет, — рассеянно откликнулся Глеб, — не он. Просто какой-то зверь.
— Зверь… Знаешь, мне порой начинает казаться, что вся эта мистика, о которой рассказывал Пономарев, — не такая уж чепуха.
— Ну-ну, — предостерегающе произнес Сиверов, — давай-ка без этих штучек. У нас и без оборотней проблем выше крыши.
— Рационалист, — сказала Горобец, и это прозвучало как диагноз. — Мир прост и изучен, да? Если что-то нельзя пощупать, взвесить и снабдить ярлычком с ценой, то этого в природе не существует, так?
— Нет, — возразил Глеб, — не так. Не совсем так. Знаешь, что такое «бритва Оккама»? Это принцип, согласно которому не следует без крайней необходимости изобретать новые сущности. Не надо усложнять то, что и так достаточно сложно, иначе нам останется только обвешаться самодельными распятиями, налепить на лоб иконки и идти по тайге, распевая псалмы. Горобец снова зевнула, безнадежно махнув в его сторону рукой.
— Рационалист, — повторила она.
— Вот что, — решительно сказал Глеб, — иди-ка ты спать, мистик доморощенный.
— А ты?
— А я немного посижу, подумаю… Да, и пистолет оставь, я его почищу. Ты ведь его с самой Москвы не разбирала, а может, и дольше. Не хватало еще, чтобы ты осталась без руки, пытаясь принять участие в очередном увеселении…
Горобец улыбнулась, снова расстегнула клапан потертой кожаной кобуры и рукояткой вперед протянула Глебу парабеллум. Она немного повозилась в шалаше, устраиваясь на ночлег, и вскоре затихла. Продолжая краем уха вслушиваться в ночные звуки, Сиверов расстелил на земле куртку и сноровисто разобрал пистолет начальницы. Посмотрев через ствол на пламя костра, он понял, почему Горобец улыбалась, отдавая ему оружие: внутренняя поверхность ствола блестела как зеркало, а механизм издавал запах свежей оружейной смазки.
ГЛАВА 8
Ночь закончилась без новых происшествий. Правда, перед самым рассветом вокруг лагеря снова кто-то бродил, но на этот раз Глеб воздержался от стрельбы и был вознагражден: присмотревшись, он заметил промелькнувший у самой земли темный вытянутый силуэт, затем в темноте, отразив пламя костра, сверкнули два красных, глубоко посаженных огонька с перламутровым отливом, потом огоньки исчезли, и при очередной вспышке пламени Глеб разглядел мелькнувший из-за дерева пушистый рыжий хвост с черно-белым кончиком — непуганая лиса охотилась на мелких лесных грызунов.
Когда рассвело, Глеб подбросил в костер хвороста и подвесил над огнем котелок с водой. Воду они набрали в давешнем ручье, она была чистая как слеза и очень вкусная. Убедившись, что наскоро установленные им рогатины не завалятся, Глеб двинулся к шалашу, чтобы разбудить народ. И остолбенел, безотчетно схватившись за пистолет.
Видимо, несмотря на принятое им вечером лекарство, бессонная ночь не прошла для Глеба даром, и в первый момент ему померещилось черт знает что. Сразу же вспомнился ночной разговор с Горобец и ее слова о том, что рассказанная покойным проводником страшная сказка могла соответствовать действительности в гораздо большей степени, чем все они поначалу решили. Потом в голову пришел добрый старый Эдгар Аллан По и в особенности его рассказы, посвященные адским мукам людей, погребенных заживо.
Короче говоря, в первое мгновение Глебу показалось, что вчера они совершили ужасную ошибку, закопав под сухим деревом живого человека. И вот теперь человек этот выбрался из своей неглубокой могилы, как-то добрел до лагеря, невзирая на ужасную рану в животе, и стоял в кустах неподалеку от шалаша, решая, как лучше наказать своих спутников за то, что они с ним сотворили…
— К чертям собачьим, — хрипло проговорил Глеб.
Никакого Гриши в кустах, разумеется, не было. Зато его голова, аккуратно отделенная от тела, торчала на каком-то суку, повернув к Глебу иссиня-бледное, испачканное могильной землей лицо с закрытыми глазами. Ночной дождик размыл набившуюся в глазницы землю, исчертил мертвое лицо темными потеками, и казалось, что Гриша плачет грязью.
Картина была жуткая, но тому, кто ее создавал, этого показалось мало. Неизвестный творец приоткрыл Грише рот и вытащил наружу бледный синеватый язык. Казалось, мертвая голова дразнится, безмолвно говоря: что, съели? Съел, специальный агент? Помогли тебе твои секретные пилюли как мертвому припарка…
При виде этого зрелища в голову Глебу пришло полузабытое ввиду редкого употребления слово: кощунство. Это оно и было — кощунство в полный рост. Это был вызов, насмешка и предупреждение: вот что со всеми вами будет, если не уберетесь.
68 
