Топая пыльными ботинками по ковру, Герман подошел к зеркалу в прихожей и щелкнул выключателем бра. Лампочка загорелась.
– Вот видите! А вы говорите, не горит.
– Здесь горит, – скривился Кабанов, – а в комнатах – нет.
– Откуда вы знаете? Вы же туда не заглядывали, – Богатырев поправил очки с залапанными стеклами.
– Супруга сказала.
– Что женщины в электричестве понимать могут, – махнул рукой Богатырев, – самим смотреть надо.
До этого он уже успел основательно познакомиться с прихожей.
"Генеральская жена – женщина аккуратная, – отметил он, – любит порядок, ни одного демисезонного пальто, а тем более зимнего на вешалке не видно, все в шкаф на лето убрано, в полиэтилен укутано. Из стенного шкафа легкий запах лаванды исходит – моль отпугивает. Мужики о моли редко когда вспоминают.
Мебель старая, еще в советское время купленная, еще гэдээровская, тогда последним писком моды была. Теперь такую разве что на свалке отыщешь. Обои дешевые, по три бакса за трубку, зато паркет совсем недавно циклевали, но отечественным лаком покрыли, значит, скоро стопчется".
Герман оказался в гостиной. Единственной стоящей вещью, в том смысле стоящей, что на нее хозяева должны были потратить много денег, являлся домашний кинотеатр: телевизор с большим экраном, высокие колонки, отдельный тюнер и видеомагнитофон. Стоял центр в углу, там, где в сельских домах вешают икону.
«Не сам купил, – тут же отметил для себя Богатырев, – небось друзья подарили или дочка приобрела. Нет, не дочка, если бы она, у нее бы в комнате и стоял».
В гостиную выглянула и хозяйка. Ольга, несмотря на свои сорок пять лет, выглядела вполне сносно, для генеральской жены конечно. Герману встречались и пострашнее.
– Здравствуйте, хозяйка, – звучно сказал Герман, отстраняя Раису и нагло заходя в спальню.
«Кровати стоят отдельно», – тут же отметил для себя он.
Возле каждой кровати имелась настольная лампа и тумбочка с набором прессы. Сразу можно было определить, кому какая тумбочка принадлежит: по стопке газет – генеральскую тумбочку и по женским журналам – генеральской жены. Дорогих журналов Герман не обнаружил, сплошь «Лизки» и «Здоровье».
Выключатель на генеральской лампе был абсолютно не затерт, в идеальном порядке, сразу видно, пользовались им редко, значит, на ночь генерал читать не любил, ложился и засыпал. А настольная лампа его жены оставляла желать лучшего: разболтанный выключатель, немного подгоревший от частого использования и яркой лампочки абажур.
Богатырев пощелкал кнопкой:
– В самом деле не горит. Что такое?
«Простыни у них дешевые, белье отечественное, без всякого выпендрежа, хотя и с претензией на кое-какую роскошь».
– Вам бы, хозяйка, выключатель заменить, искрит, – и, не дожидаясь согласия, Герман сделал доброе дело – открутил винтики, подогнул контакты, и разболтанная кнопка четко стала на место.
«Кабанов – осторожный человек, – окончательно решил для себя Герман, – в его квартире ничего предосудительного не найдешь, разве что генерал партийные документы прячет под матрасом».
– Где еще свет не горит?
– Вы сначала его тут сделайте.
– Нужно все проверить в комплексе.
– Не знаю, кажется, еще в комнате у дочери, – заволновалась Ольга.
Сам Кабанов тем временем уже вновь сидел возле телевизора, смотрел последние новости. Если бы электричество отключилось в зале, он бы в порошок стер электрика, не позволившего ему приобщиться к политическим событиям. Многих из людей, появлявшихся на экране, Кабанов знал лично, хотя сам в объективы камер попадал редко. Теперь же, в преддверии выборов, он как бы примерялся к телевизионному экрану, пытаясь представить себя среди высшего общества.
«Костюм новый справить надо, гражданский, – подумал он с тоской, – скажу Нестерову, это для дела надо, а не мне лично. Пусть раскошеливается».
Ольга провела Германа в комнату дочери. Самой Кристины дома не было. Богатырев щелкнул выключателем – свет не горел. Эта комната разительно отличалась от других. Здесь чувствовалась душа хозяйки. Книги по искусству, большая стопка модных дорогих журналов, наверняка купленных не за отцовские деньги.
«Один музыкальный центр у нее под штуку баксов стоит», – на глаз оценил Богатырев.
Стильная, довольно аскетичная мебель. Но помощника Сереброва трудно было провести, стоила она бешеных денег.