Узкий, черного цвета пиджак плотно облек ее плечи.
«Три золотые цепочки разной длины дополнят картину».
Станислава вертелась перед зеркалом. С лацкана пиджака поблескивала золотая змейка с изумрудными глазами.
«Хороша, чертовка, вот только любить сейчас тебя некому».
Еще добрых полчаса ушло на то, чтобы накрасить глаза и губы.
Наверное, профессиональные плакальщицы в Древнем Египте выглядели менее скорбно, чем Станислава в это утро. Она, сжимая в ладони ремешок от маленькой сумочки, гордо прошествовала перед открытой дверью кабинета мужа.
«Пусть только попробует меня остановить», – подумала она.
Но Нестеров лишь ухмыльнулся, глядя в спину жене.
«Приятно видеть траур, который надели по поводу смерти твоего врага», – подумал он, вновь переводя взгляд на монитор.
У входной двери Станислава замедлила шаг, готовясь к тому, что ее окликнут, тогда она с чистой совестью бросила бы в лицо мужу: «Подлец!»
Но никто ее не остановил, пришлось оставить это броское слово при себе.
В кабинет заглянул охранник Антон:
– Виктор Николаевич, ваша супруга уходит.
– Сам видел. Пусть идет.
Антон подумал: "Ну и сила воли у хозяина! Если бы моя жена себе позволила хоть половину того, что вытворяет Станислава, я бы ее по стенке размазал, – но тут же успокоил себя:
– У богатых свои причуды".
«Подонок, даже не поинтересовался, куда я еду!» – Лифт чуть слышно гудел, опуская манекенщицу на первый этаж.
Станислава проехала на машине два квартала и, увидев большой киоск с цветами, остановила машину прямо на троллейбусной остановке. Она выбрала две ярко-красные розы на длиннющих стеблях, зажала их между большим и указательным пальцами. Вернулась к машине, возле которой уже топтался гаишник с полосатым жезлом в руках.
– Стоянка и остановка тут запрещены.
– Вы что, не видите, куда я еду? На кладбище! – глядя поверх головы милиционера, щуря полные страдания глаза, промолвила манекенщица и продемонстрировала две розы, поместив их точно в разрезе пиджака.
Молодой лейтенант тут же смутился. Куда только девался его вечно наглый тон, заставлявший тушеваться самых уверенных водителей?
– У вас служба, я понимаю, – Станислава, проходя мимо лейтенанта, как бы невзначай коснулась его плечом, села в машину и укатила.
– Ну и штучка! – пробормотал гаишник, понимая, что даже его провинциальной наглости не хватит на то, чтобы оштрафовать шикарную женщину. – Досталась же кому-то такая штучка!
– Козел, – глядя в зеркальце заднего вида, – произнесла Станислава. – Губу раскатал. Купи себе губозакаточную машинку, иначе слюной изойдешь.
Она вложила в проигрыватель компакт-диск. В салоне зазвучала музыка – сборка, под которую Станиславе предстояло выходить на подиум.
Приехала она к кладбищу чуть раньше, чем рассчитывала. Гроб с телом Николая только выгружали из автобуса. Народу на похороны собралось немного, человек двадцать пять. Женщина, сидя в машине, дождалась, пока гроб внесут на кладбище, пока провожающие зайдут в ворота, и лишь тогда покинула машину с двумя алыми розами в руке.
«Незачем с родственниками встречаться».
Окажись Станислава возле гроба, все приехавшие на похороны мужчины смотрели бы на нее, а не на покойника.
Впереди процессии шел священник. Под длинной рясой мелькали абсолютно земные остроносые туфли, очень стильные и дорогие. Станислава медленно брела, стараясь держаться у самого края дорожки. Кладбище было довольно старым, но на нем все еще оставались свободные места, и предприимчивый кладбищенский начальник умудрялся пристраивать свежих покойников за небольшую мзду – триста долларов себе и пятьсот официально переведенных на счет кладбища. Новые могилы выделялись богатством отделки. Даже временные надгробия, установленные здесь, внушали уважение к покойным.
Гроб установили на металлической подставке, священник принялся читать молитву. Станислава ступила на дорожку, посыпанную крупным песком, прислонилась к дереву.
Глаза ей затуманили непритворные слезы. Плакать она не боялась: хорошая косметика не растеклась бы даже под воздействием ацетона. Как женщина, живущая эмоциями, она даже не задумалась над тем, почему так спешат с похоронами, почему не возражает против этого следствие. В контексте скорбного ритуала она видела лишь себя, облаченную в изящный черный наряд, настолько красивую и шикарную, что далеко не каждый мужчина решится к ней подойти.