Особенно,... 
59 
– Я всегда говорил, что бабы – дуры.
– Придется с этим считаться.
– Честно признаюсь тебе, Александр, устал я от всего этого, с дураками по школам и клубам встречаться. Пенсионеры, они знаешь какие вредные! Старушки нервные, кричат, ругаются. Вчера одна такая из меня душу доставала:
«Вы зачем Советский Союз развалили?»
«Не разваливал я, – говорю, – как я могу развалить, если присягу этой стране давал?»
А она снова в крик:
«Зачем страну развалили, сволочи?»
Что ей ни говорил, она за свое. Только потом выяснилось, что старушенция глухая как пень.
– Мне это знакомо, – вздохнул Скворцов, – сам когда-то в кандидатах ходил, с народом встречался.
Но тогда были другие времена.
– Помню, – помрачнел Кабанов. – Ты тогда и на митингах, и в телевизоре изгалялся, коммунистов вешать без суда и следствия предлагал, Ленина из мавзолея выбросить на помойку, флаг в сортир повесить и гимн советский запретить.
– Ты злой, если так мои слова перевираешь, – похлопал Скворцов Кабанова по плечу. – Тогда так принято было. Честно говоря, Ленина перезахоронить надо, и гимн старый на свет не вытаскивать. Ты у дочери спроси, нужен ей «союз нерушимый»?
– Ни хрена ей не надо. Меня, отца родного, и того в грош не ставит. И Ленина она в гробу видала вместе с царем-императором.
– Вот видишь, Григорий. Тогда так было, теперь иначе, а суть одна – власть крепкая нужна.
– И порядок, – с готовностью добавил Кабанов.
Скворцов не стал спорить, а лишь подумал: «В роль наш генерал вошел окончательно. Это хорошо, уверенность в победе – залог успеха. Если сам не веришь, то и тебе никто не поверит. Поэтому я в свое время и проиграл».
– Горбатенко, Горбатенко… – забубнил Кабанов, – мне он уже поперек горла стоит. И что в нем люди находят? В нем же от настоящего мужика ничего нет: мягкий, скользкий, голос визгливый, задница у него чисто бабская…
Скворцов удивленно вскинул брови. Он довольно неплохо знал основного соперника Кабанова, видел его не раз, но подобные аналогии раньше Скворцову в голову не приходили. Теперь же он почувствовал, что генерал удивительно четко подметил то, что и его самого раздражало в Горбатенко, – женские бедра.
«Звериное чутье у Гриши, – решил Скворцов, – чем и силен».
– Горбатенко мы Нестеровым нейтрализуем, как договаривались, – шепотом произнес Скворцов. – Он к нему в доверие втерся, а потом сам его в последний момент и пробросит. Так что ты не удивляйся, если у Горбатенко дела в гору идут.
– Его так раскочегарили, что теперь черта с два остановите.
– Мы тебе потом неубиенный козырь в руки дадим.
– Гитлер тоже до конца войны в секретное оружие верил, – усмехнулся Кабанов, – только шиш ему это помогло. Я, Саша, после того как в политику ввязался, спать плохо стал.
– Это со всеми происходит.
– И дура моя говорит, на хрена, мол, тебе в депутаты лезть?
Уточнять, кто такая «дура», Скворцов не стал, ясно было, речь идет о жене.
– Неприятные у меня известия, Гриша, появились.
– Говори, я человек военный, все выдержу.
– Что-то они в администрации против нас задумали, копать под нас начали.
– Что именно? Я человек честный, непродажный, на меня ничего не нароешь.
– Ты уверен, Гриша?
– Вот тебе крест, – пообещал Кабанов.
– Не знай я тебя, не поверил бы. Генерал, в группе западных войск служил… Когда наши из Германии уходили, ты ничего с этого не поимел?
– Обижаешь, Александр. Ты же у меня дома был, все видел своими глазами. Другие воровали, а я, дурак, думал, что о нас в Союзе позаботятся. Не я, Саша, а такие, как ты, постарались страну распродать да разворовать.
Скворцова забавляла показная принципиальность Кабанова, но он пытался остаться серьезным.
Странным образом в генерале уживались два абсолютно разных человека: один недалекий честный служака, тоскующий по распавшейся стране, где ему жилось лучше, чем другим, и другой – способный затевать грязную, замешанную на чужих деньгах политическую интригу вместе с бизнесменом и бывшим политиком, сохранившим кое-какие связи в правительстве.
«Можно подумать, он отказывается от денег, которые ему Нестеров предлагает? Можно подумать, он потом бескорыстно в Думе голосовать станет?»
– Я в тебе не сомневаюсь, Гриша, но человек слаб, всякое могло в те годы случиться.
– Мне бояться нечего.
– Все равно остерегайся, они на нас обязательно с какой-нибудь стороны да наедут. Главное – момент не пропустить.
59 
