Алина не знала, что ждет ее впереди.
Они проехали уже несколько стран, и теперь впереди открывалось море, голубой каемкой разливаясь по горизонту.
Теперь они неслись по Болгарии, и почему-то одно слово крутилось бесконечно в отупевшей от боли и усталости голове девушки: «Братушки». Да, вокруг были болгары, братушки, но никто не мог помочь ей, прижатой к заблокированной дверце «БМВ» мощной фигурой Хабиба.
Несколько раз в разговорах иранцев прозвучало слово «Варна», и Алина поняла, что за прекрасный город открывает им свою панораму…
* * *
На этот раз в отличие от того, московского допроса Банда не нашел в себе сил и терпения, чтобы получить нужную информацию аккуратно и нежно, тратя время на поиски психологических подходов.
Он просто двинул пару раз этому хлюпику так, что его душа рванулась было из бренного тела на свидание к любимому Аллаху и только волею случая вернулась обратно.
И иранец заговорил.
— Да, мы везли девушку. Она ехала от самой Москвы в запломбированной фуре. В том тайнике, который вы нашли. Мы с ней хорошо обращались, клянусь Аллахом! Кормили, поили…
— В запломбированной фуре? Это каким же образом, интересно?
— Мы им с собой еду дали.
— Кому это «им»?
— С ней все время был сторож, Хабиб. Человек-великан. Очень большой и сильный.
— Где она сейчас?
— Я точно не знаю…
— Нет, ты вспомнишь, — Банда снова угрожающе поднял кулак, и иранец заторопился, от волнения проглатывая слова:
— Подождите, не бейте… Вы меня не так поняли. Я знаю, куда ее везут, просто я не знаю, где именно они сейчас; Хайллабу с Хабибом и Исфахаллой забрали ее сразу после Лодзи…
— А как же фура снова оказалась опечатанной?
— Мы купили пломбы… Они повезли ее на юг, в Болгарию, в Варну, чтобы морем вывезти в Турцию.
— Зачем?
— Хайллабу очень злой на ее отца. Он не согласился работать на нашу страну. И Хайллабу решил отомстить, сделать самое ужасное, то, что не сможет выдержать сердце отца.
— Ты наконец скажешь или нет, что они задумали?
— Они продадут ее в публичный дом. Где-нибудь в Турции. В каком-нибудь маленьком городке.
Там ее в конце концов замучают, или посадят на иглу, или убьют. А отцу пришлют на память несколько фотографий или видеокассету.
— Сволочи! — Банда вскочил, в ярости собираясь отыграться на этом маленьком иранце, и только благодаря реакции Вострякова, успевшего повиснуть на плечах друга, иранец остался в живых.
— Банда, стой! Этот хрен при чем? Хайллабу будем убивать. Долго, медленно, мучительно. Слышишь, Банда? Успокойся, я тебя прошу. Банда, у нас нет времени, нам надо спасать ее!
— Да, сейчас… — бешено сверкая глазами и с трудом переводя дыхание, Банда постарался взять себя в руки. Наконец ему это удалось, и допрос был продолжен:
— Во сколько вы расстались в Лодзи?
— Сейчас припомню…
— Быстрее!
— Около полудня. Мы там долго стояли. Намаз, омовение… Поели немного…
— Олежка, быстро считай, сколько от Лодзи до Варны!
— Примерно полторы тысячи километров, — через несколько минут доложил Востряков, прикинув приблизительное расстояние по своему атласу автомобильных дорог Европы.
— На чем они?
— «БМВ». Черный. Последней модели, по-моему… — услужливо начал объяснять иранец, но Банда не дослушал:
— Триста восемнадцать «i». Таможенник в Бресте, помнишь, рассказывал о нем.
— Да, — Олег призадумался. — Банда, им почти всю дорогу идти по горам, так что средняя скорость не превысит восьмидесяти километров в час. А значит, в пути они будут практически сутки. А еще намаз какой-нибудь или там еще какая херня…
— А от нас до Варны?
— Примерно столько же, — грустно заключил Востряков, сверившись со своим атласом.
— Вот тебе, Олежка, и ответ. У них полсуток выигрыша. Все. — Банда растерянно посмотрел на друга. — Мы в пролете.
И вдруг что-то изменилось в глазах Вострякова.
Как будто какая-то мысль оживила их, зажгла, и веселые чертики снова запрыгали в них, делая их обладателя вновь похожим на неунывающего весельчака Олежку Вострякова.
— Говоришь, в пролете? Да? Банда, мы выиграли! Мы будем там первыми! Мы опередим их!
— По-моему, ты сошел с ума…
— Банда, да послушай же! Мы будем не в пролете, а в полете!
— На самолете?..