– Куда, куда… Мне надо домой.
– Куда везти? Где ваш дом?
Прищепов несколько мгновений медлил, затем махнул рукой вперед.
– На Крымскую набережную, а там я покажу.
– Через мост поедем или как?
– Да, через мост, так скорее.
Автомобиль Глеба помчался быстрее. Вокруг сверкала огнями Москва. Лился неоновый свет рекламы, тепло светились окна домов, поблескивали рубиновые огни автомобилей, блестел мокрый асфальт. Глеб спокойно вел машину, глядя прямо перед собой.
А Прищепов недовольно шмыгал носом, пытаясь унять сочившуюся кровь. Тамара молчала, не совсем понимая, что произошло.
– Альберт, что с тобой? – наконец спросила она.
– Да ничего, споткнулся.
– Вот это да! – удивилась Тамара. – И что, прямо носом?
– Не твое дело. Замолчи, сволочь!
Тамара осеклась, явно не ожидая столь резкого выпада.
Вскоре машина подъехала к дому Альберта Прищепова. Глеб затормозил на том же месте, где несколько дней назад горбатый водитель высадил Бычкова-Бочкарева, когда тот побежал к Прищепову за наркотиками.
Конечно, Сиверов не мог знать разговора, который произошел у скульптора-наркомана с водителем-провидцем.
– Куда дальше? – спросил Глеб.
– Лучше заехать во двор.
– А машину там оставить можно?
– Конечно, можно, – сказал Прищепов сдавленным голосом, продолжая прижимать платок к носу.
– Хорошо.
Автомобиль плавно вкатил во двор, и Прищепов кивнул:
– Стоп. Вот у этого подъезда.
Они выбрались из машины. Видимо, не очень желая приглашать к себе гостей, но не найдя благовидного предлога отказать, Прищепов пробормотал:
– Ну что же, господа, прошу подняться ко мне. Немного выпьем и закусим.
Лифт остановился на нужном этаже. Хозяин долго возился с многочисленными замками. Глеб смотрел на Тамару, но в то же время четко следил за движениями рук Альберта Прищепова, считая и изучая замки, которыми была оснащена тяжелая дубовая дверь. Когда дверь открылась, за ней оказалась вторая. И Глеб увидел, что обе двери усилены стальными листами.
«Да, неплохо», – отметил он про себя, осматривая массивные металлические уголки, укрепляющие дверь квартиры Альберта Николаевича Прищепова.
Огромная прихожая. Высоко под потолком вспыхнула люстра, заиграли хрустальные камешки подвесок.
– Роскошно! – выдохнула Тамара.
Она никогда не была в квартире Прищепова, – Глеб это понял по ее изумленному вздоху.
Альберт Николаевич быстро двинулся в ванную. Послышался шум воды, затем Прищепов высморкался и вернулся уже умытый, но со свежим носовым платком в руках – Проходите в гостиную, располагайтесь на диване.
Гости прошли в поражавшую своими огромными размерами гостиную. Большой персидский ковер, старый, но прекрасного качества, с дивными птицами по краям, устилал комнату. Начищенный инкрустированный паркет сверкал. Мебель была под стать ковру. Массивный круглый стол, на нем – мраморная пепельница, оправленная в бронзу. Подсвечники по углам, рояль и черный буфет, весь точеный, с маленькими стеклянными оконцами, за которыми поблескивала дорогая посуда. А на стенах – многочисленные картины в дорогих золотых рамах, поражавших изысканным рисунком – переплетенные виноградные гроздья, листья, яблоневые цветы. Эти рамы явно когда-то украшали иконы и были взяты с иконостаса. Где-то подобную резьбу Глеб Сиверов уже видел, но где – не мог вспомнить. Но сочетание великолепных старинных рам и не менее прекрасных, но абсолютно новых современных картин выглядело странно.
– Как у вас хорошо!" – не смогла скрыть восторга Тамара.
– Да, да. Располагайтесь, – в буфете стоят бутылки.
Возьмите все, что нравится, выставляйте на стол. Будем пить.
Зазвучала легкая музыка, и Глеб только сейчас заметил колонки – высокие и отделанные золотистым деревом. Они походили на небольшие шкафчики. А сама аппаратура стояла в ореховом стеллаже. Книг в гостиной не было. Поражала чистота.
– Вы сами убираете? – поинтересовался Глеб.
– Да нет, приходит женщина через день. Она готовит мне еду и убирает. А так же кое-что стирает, – улыбнулся Прищепов, явно удовлетворенный впечатлением, какое произвела на гостей его квартира.
Глеб сел на мягкий диван. Упруго скрипнула кожа.
А вот Тамара Колотова никак не могла найти себе место. Она не решалась опуститься в глубокое кресло, слишком уж короткой была ее юбка. Но, наконец, она все же решилась.