40 
Не существовало ничего за пределами их объятий — только они двое, только жар их сплетенных тел и их неутолимая любовная жажда. Макси не противилась, когда Ол поднял ее на руки и понес в спальню, не прекращая ни на секунду осыпать ее своими огненными поцелуями.
В полумраке комнаты Ол бережно положил Макси на абрикосовое покрывало, а она, не отрываясь, смотрела на него, полностью теперь осознавая то, что она делает, и то, что собиралась сделать.
Ол оказался на коленях перед ней, и его руки обхватили лицо Макси.
— Какая же ты красивая… — исступленно шептал он.
— Не нужно слов, милый, — попросила Макси и притянула его к себе.
Она не хотела, чтобы он произносил банальные слова, которые могли бы испортить совершенство этого мгновения. Она только желала быть с ним, мечтала целиком и без остатка принадлежать ему.
Его губы опять требовали и дарили, и, пока Макси и Ол пили из колодца удовольствия и никак не могли утолить жажду, их одежда исчезла, словно по волшебству, и больше ничто не мешало их слиянию. Их обнаженные тела так идеально дополняли друг друга, как будто они были половинками одного целого.
Настойчивое серебро его глаз никак не хотело отпускать ее измученный взгляд, его руки гладили ее тело, ласкали напрягшуюся грудь… Но вот он наклонился и обхватил губами нежную плоть ее соска. Макси изогнулась, безмолвно умоляя его не останавливаться ни на секунду, а ее тонкие пальцы заблудились в его густых темных волосах.
Макси жаждала теперь только одного: чтобы Ол не прекращал своих ласк, чтобы он навеки остался с ней, лаская и нежно мучая ее плоть. Ей нравилось касаться руками и губами его теплой кожи, под которой перекатывались мышцы, скользить вниз и вверх по его напряженному телу, спускаясь все ниже и ниже, дразня, терзая и желая…
— Макси… — стонал Ол в полузабытьи.
Он был похож на ожившую античную скульптуру работы одного из искуснейших мастеров. Само совершенство, воплощение красоты и мужественности… И когда он приподнялся над ней и медленно, очень медленно вошел в нее, судорога наслаждения прошила их обоих насквозь, и Макси поняла, отчего древние сравнивали чувство любви с божественной стрелой.
Она обхватила Ола за плечи, притягивая к себе, торопя завершение, но он прошептал:
— Подожди, милая, подожди еще немного.
Макси потеряла счет времени, она не знала, день или ночь за окном. Ей казалось, что страсть расплавила все ее мысли и чувства, оставив лишь одно-единственное желание. Желание размером с целый мир…
Ол снова и снова подводил ее к воротам в блаженство, и наконец они взлетели так высоко, что Макси и не думала, что такое возможно.
Он опустился на кровать рядом с ней, его руки все еще держали ее в объятиях, и голова Макси покоилась на его влажной груди.
Макси была наполнена удовольствием, словно хрустальная ваза — чистейшей водой. Ее тело трепетало от восторга, каждая клеточка ее организма дышала в унисон с клеточками Ола.
Но постепенно радостная истома покидала ее, возвращалась способность мыслить, а вместе с ней сомнение и тревога.
Что теперь?
Они только что пережили волшебные мгновения, поистине мистический опыт. Это было похоже на прекрасный сон и… было невероятно далеко от реальности, от той повседневной жизни, которую они оба вели. Да, Макси уже казалось, что все это ей только приснилось.
Ведь в действительности все осталось по-прежнему. Ол — наследник концерна К&С и ее бывший муж. Она уже не имеет ни к нему, ни к этой компании никакого отношения и не собирается менять положение вещей и впредь. Оно вполне ее устраивало. Да, им только что было очень хорошо вместе, из этого можно сделать вывод, что их несовместимость не распространяется на постель. Ну и что из этого?
— Что-то ты затихла. — Ол постарался разглядеть выражение ее лица в темноте спальни.
Щеки Макси зарделись от смущения, когда она вспомнила, как всего несколько секунд назад она громко кричала от удовольствия, а он в этот момент вот так же смотрел на нее затуманенными глазами.
Ол повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее. Его рука все еще лежала на плече Макси.
— Макси… — прошептал он.
А ей хотелось только одного — накрыться покрывалом, чтобы их нагота не напоминала ей о пережитой только что, безумной, не стесненной условностями страсти.
Она, конечно, не сможет забыть этой ночи никогда, как бы ни пыталась это сделать.
40 
