— А бабушки, дедушки? Тетки там какой-нибудь или дядьки, например?
— Бывают, конечно, и дядьки, и бабушки. Но если они отказались от ребенка…
— А если не отказались? И какой вообще механизм оформления к вам? Кто конкретно решает, круглый сирота ребенок или есть у него кто-нибудь на этом свете? Кстати, если вы позволите, я включу на всякий случай диктофон, чтобы ничего не напутать в ваших ответах.
— Диктофон? — Трофимчук нервно заерзал в кресле, глядя, как Самойленко вытаскивает из сумки свой небольшой «Панасоник». — Да, конечно, включайте. Только я вряд ли буду вам в чем-то полезен. Механизм оформления к нам лучше объяснят в собесе, этим занимаются именно они. Я же вам говорил, это они готовят все необходимые документы и делают представление в управление народного образования горисполкома, и только потом…
— А как это у вас такая ошибочка с Корабельниковым вышла? — Николай задал вопрос резко и неожиданно и, кажется, на этот раз попал в самую точку — Геннадий Степанович огорченно развел руками и грустно покачал головой:
— Да, недосмотрели…
Уже в следующую секунду он понял, что сказал лишнее, сильно покраснел, и его маленькие глазки испуганно забегали под стеклами очков — ну точь-в-точь как описывала Пелагея Брониславовна.
— Извините, это вы про кого говорите, что-то я не припоминаю?
— А мне показалось, что вы сразу вспомнили и согласились, что ошибочка вышла весьма досадная.
— Молодой человек, — Трофимчук уже успокоился и был готов дать отпор какому-то непрошенному писаке, — вам действительно показалось, я вас уверяю.
— Но ведь вы сказали…
— Я просто оговорился. Совсем о другом подумал. Так о ком вы спрашивали? Кто такой этот Кораблев?
— Я спрашивал про Корабельникова. Про Виталика Корабельникова, которого усыновил гражданин Италии Марио Контанелли…
— А-а! Ну конечно, вспомнил!.. Это вас его старая сумасшедшая тетка на нас натравила?
— Честно говоря, Геннадий Степанович, я не заметил, чтобы Пелагея Брониславовна Кашицкая была хоть сколько-нибудь не в своем уме, — спокойно, стараясь не сорваться и не выдать директору своего волнения, проговорил Самойленко. — По-моему, во время нашей встречи она рассуждала абсолютно здраво.
— Не знаю. Мне так не показалось. И про Корабельникова я ничего не знаю. Сирота как сирота. И вдруг неизвестно откуда взялась эта его дальняя родственница и начала предъявлять свои права на мальчика…
— Но ведь она была его опекуном, — Я еще не вникал в это дело. Вся информация — у моего заместителя, если вас это так интересует. И вообще, простите, молодой человек, но у меня действительно очень много работы, — и я вряд ли чем еще могу быть вам полезен.
С этими словами Геннадий Степанович поднялся из-за стола, давая понять, что прием окончен, но он не знал, что такое Самойленко.
Коля спокойно и невозмутимо продолжал сидеть в кресле, не собираясь никуда уходить, пока не получит ответа. Он лишь придвинул диктофон поближе к директору детдома и глядя на него в упор, тихо спросил:
— Но ведь у вас же нет никаких причин утаивать от прессы информацию о той группе детей, которая была вывезена для усыновления в Италию?
— Конечно, мне здесь скрывать нечего. Спрашивайте, я обо всем, что знаю, постараюсь вам рассказать, — Трофимчук снова уселся на свое место, с опаской поглядывая на диктофон Самойленко. — А что конкретно вас все-таки интересует, я никак не могу понять?
— Я уже спрашивал, как вышли на ваш детский дом итальянцы? У них что, нюх особый?
— Я не слишком осведомлен, как именно, ведь им наши данные предоставили в гуно. Но кое-что слышал. Есть у них вроде бы такая организация, название которой на русский переводится примерно так: «Руки помощи детям без семей». Но за точность я не ручаюсь.
— И что же?
— Они присылают нам заявки…
— А сами приезжали когда-нибудь?
— Да. Приходили в наш детский дом посмотреть на наших сирот. Ведь нашим детям действительно очень нужна помощь. Они лишены детства, а там, на Западе, богатые страны, богатые люди. Там неограниченные возможности для полноценного развития ребенка…
— Понятно. И сколько детей выехало в последней группе? — Николай улыбнулся про себя: как здорово пригодилось ему теперь умение Банды «раскручивать» людей, а тот допрос, который устроил когда-то старший лейтенант ФСБ России Бондарович в присутствии друга-журналиста, научил Николая многим хитрым штучкам и тонким психологическим приемам. Теперь, кажется, все это срабатывало, лишний раз доказывая, что Самойленко оказался неплохим учеником.