133 
— Спасибо, братан, — сказал бандит и навскидку, почти не целясь, выстрелил в Мансурова из пистолета.
Глеб все еще почти ничего не видел, кроме слепящего, расплывчатого светового пятна, и выстрелил наугад, целясь в это пятно, — целясь не глазами, временно ослепшими, а всем своим существом, как и полагается профессиональному стрелку.
Коротко звякнуло стекло, раздался возглас удивления и боли, и фонарь погас. Сиверов выстрелил еще раз, ориентируясь по голосу, и не промахнулся: бандит тяжело скатился в яму, выронив по дороге пистолет и разбитый пулей фонарь.
Глаза понемногу начали отходить. Наверху опять трещали сучьями, мелькали лучи фонарей и звучали возбужденные голоса — всем было интересно, кто стрелял. Несколько раз крепко зажмурившись, чтобы привести зрение в окончательный порядок, Глеб подполз к Мансурову.
Математик был жив, но о том, чтобы вытащить его отсюда, не могло быть и речи — он ни за что не выдержал бы дороги.
— Давно... решил, — признался он, криво улыбаясь Глебу окровавленным ртом. — Только самому... страшно. И нечем. Все время руки... связаны. Число... сказать? Хочешь?
— Не хочу, — сказал Глеб, проверяя обойму в пистолете убитого бандита. В обойме оставалось всего два патрона.
— Ну и... правильно, — вместе с пузырями кровавой пены выдохнул Мансуров. — Почти четыре строчки... знаков. Черта с два запомнишь, а потом будешь... всю жизнь мучиться. Такое знал... и забыл!
Он вдруг рассмеялся и закашлялся, хрипя и брызгаясь кровью. Глеб молча ждал продолжения, краем глаза следя за склоном.
— Добей, — попросил Мансуров.
Сиверов молча покачал головой, а потом, спохватившись, сказал:
— Не могу. Да и не хочу, наверное.
— Патрона... жалко?
— Не в этом дело, — тихо сказал Слепой, задумчиво играя пистолетом. — Ты слышал что-нибудь о карме? Говорят, если убить человека, то его карма переходит к тебе. Я ее столько набрал, этой кармы! Только твоей и не хватало. И вообще...
— Моя проблема? — догадался Мансуров.
— Да, — медленно сказал Слепой. — Звучит, наверное, жестоко...
— Нормально звучит, — грубым, почти нечеловеческим голосом оборвал его Мансуров. — К черту... нюансы. Да здравствует логика. Пистолет... дай.
Слепой передернул затвор бандитского “Макарова” и рукояткой вперед протянул Мансурову. Окровавленная ладонь сомкнулась на рубчатой пластмассовой рукоятке с выбитой посередине звездочкой. Глеб немного помедлил, а потом разжал руку и выпустил ствол.
— В рот надежнее, — сказал он. — В мягкое нёбо... Иначе рискуешь очнуться в больнице — слепым, глухим, парализованным, но в здравом уме и твердой памяти.
— Правда? — нашел в себе силы удивиться Мансуров. — Тоже мне... оружие. Ты давай... уходи. Не надо смотреть. Не волнуйся, я все сделаю... В рот, да?
Сиверов скрипнул зубами и молча полез наверх по крутому песчаному откосу, усыпанному колючей хвоей, мелкими сучками и растопыренными прошлогодними шишками. Добравшись до края ямы, он припал к земле, огляделся и тенью скользнул за ближайшее дерево.
Позади него, в яме, приглушенно треснул выстрел — Мансуров, как и обещал, точно выполнил оставленную Глебом инструкцию. Он был математиком и всегда старался действовать рационально, двигаться по прямой и рассуждать логично. Но Глебу Сиверову почему-то казалось, что перед тем, как спустить курок, Мансуров видел перед собой не столбцы цифр и не кривые синусоид. Пожалуй, в этот момент он позабыл даже об открытом им Числе Власти. Слепой был почти уверен, что в последнюю минуту Алексея Мансурова перед его внутренним взором стоял залитый солнцем сад, приземистый бревенчатый дом с чисто вымытыми окнами и две женщины — мать и бабушка, — которые, стоя на крыльце, ласково манили его к себе.
Впрочем, все могло быть иначе, совсем не так, как представилось Сиверову. Ему просто хотелось, чтобы этот измученный, запутавшийся человек хоть напоследок, хотя бы в собственном воображении увидел что-нибудь хорошее и теплое. Но мало ли чего ему хотелось!
Он выглянул из-за дерева, увидел в десятке шагов от себя черный силуэт с ярким пятнышком включенного фонаря, тщательно прицелился и спустил курок. Человек выронил фонарь и упал. Где-то раздался предостерегающий крик, простучала автоматная очередь, и на макушку Слепому упала срезанная пулей ветка. Он тряхнул головой, вместе с веткой отбрасывая ненужные мысли прочь, отыскал стволом пистолета новую мишень и плавно потянул на себя спусковой крючок...
* * *
...Все было кончено в каких-нибудь полчаса. Подъехавший к месту перестрелки на своем зеленом “Шевроле” в сопровождении двух джипов Паштет пересчитал оставшихся в живых. Это было нетрудно: в живых осталось только двое из десятерых бойцов, отправленных им на поиски. Один из них прыгал на одной ноге, опираясь на кривой сук, а второй нянчил левой рукой простреленную правую. Над лесом уже занимался рассвет, дача, в двух шагах от которой случайная пуля нашла доктора экономических наук Шершнева, давно догорела. Паштет немного постоял на краю ямы, глядя на лежавшие внизу тела, потом протяжно вздохнул, длинно, тоскливо выругался и решительно зашагал прочь отсюда, к машине.
Сиверов проводил его взглядом, сидя на стволе поваленной ветром сосны. Когда колонна, состоявшая из трех машин, тронулась с места и, набирая скорость, двинулась в сторону Москвы, он вынул из кармана мобильный телефон и позвонил генералу Потапчуку. Он знал, что разбуженный ни свет ни заря генерал примется ворчать и жаловаться на старческую немощь, кляня на чем свет стоит подчиненных, не дающих старику выспаться даже в выходной день. Но до Москвы отсюда было почти сто километров, и Глеб не собирался преодолевать это расстояние пешком даже из уважения к генеральским сединам.
133 
