74 
– Сколько же до этого…
– Как видим километров десять. Даже точно десять.
– Но это явно не ПАДДВС.
– А вдруг все же она? Только развернута торцом, и не округлостью формы?
– Да нет, гляньте. Анализ дает обрезку и позади тоже. Объект почти круглый. Да даже и наверняка круглый.
– Но это же не корабль?
– Какой, к Мятой, корабль? Глянь масштабирование!
– Да уж, схлопнисть Карлик, большеват.
– Пожалуй, километра два, так?
– Да, плюс-минус мелочь какую-то. Может, форма не идеально круглая, а всякие выступающие части дают фон.
– Он даже не просто круглый – шарообразный!
– Не-не, приплюснут сильно, почти тарелка.
– А если все-таки антенна связи?
– Нет, но точно не корабль. Смотрите, вот основание. Это же основание?
– Ну уж, наверное. Если до дна достает…
– А что, не видно?
– Пока нет. Вот опустимся еще, тогда и увидим, в смысле, услышим.
– Не, но что это за бандурина? Главное, опущена чуть ли не на километр. Ну, пусть на шестьсот. Что-то явно важное. Что у брашей может так здорово…
Но внешний, загадочный ныне несколько на другом уровне, мир не желает этих дискуссий. Он снова бьет наотмашь, заставляя чрезмерно говорливых муравьишек внутри железо-титановой скорлупы замолкнуть и переключить внимание на другое. Ибо теперь даже без растянутых вдоль корпуса и синхронно пялящихся в переднюю полусферу лодочных антенн, можно ощутить катящийся извне грохот.
– Это уже по нам?
– Нет, это «Жуля».
– Разрыв корпуса? А на какой она глубине? Чего так громко?
– Великий Эрр, опять?
– «Главный» – «Слухачу»! Это торпедный обстрел, мы из-за нового перепада слоев опреснения, сразу не засекли подход. Может, поработаем в «активном», узнаем, кто пустил?
– Хотите, тоже получить что-то в бок? Сейчас и так определимся? «Счетчик» – «Главному»!
– Уже выяснил. Вон, корабль в семи км в стороне. Эсминец, наверное.
– Давайте его…
– Линейный помощник! Отставить панику! Мы что забирались в эти дали для убийства какого-то эсминца?
– Но он же наших на «Жуле»…
– Да они и так были мертвы. Гляньте глубину подрыва. Мини-ботик даже «в режиме изоляции» рассчитан только на сто пятьдесят. Сидим тихо. «Счетчик», продолжайте анализ обстановки!
– Но не могу же я заглянуть внутрь этой штуковины, капитан!
– Ладно. Рюдан, как там эсминец?
– Мы его не слышим с такой глубины. Пусть уж Эуд старается.
– Так. У кого есть мысли. Они могут догадаться, что поражена небольшая лодка, не способная добраться сюда сама?
– Что толку гадать? Даже если допустить, что они приняли «Жулю» за нечто автономное, то все равно, я бы на их месте прочесал сонарами всю округу. Или даже бомбами закидал. Ведь кто мешает там, где нашли одну, обнаружить и вторую такую же?
– Нет, линейный помощник, они никак не посмеют делать тут бомбовую зачистку, – говорит Стат Косакри, ибо именно теперь еще одно измерение мира заявляет о себе.
– Это почему же, шторм-капитан?
– Вы еще не поняли, Дор? – хмуро усмехается командир атомохода. – Ладно, не мучьтесь. Я знаю, что это за штуковина.
71. Правила игры в «танко-шахматы»
Зрители и управленцы
Может быть Грапупрису Тридцать Первому стоило дать в подчинение какой-то из бесчисленных институтов или изобретательских КБ? Ведь действительно, в управлении научными работниками он умудрялся достигать больших и обычно положительных результатов. По крайней мере, в выполнении поставленной задачи. Стоило ли при таком таланте вникать в мелочи конкретного технического исполнения? Да и вообще, зачем же при эдаком талантище ограничиваться единственным КБ и даже единственной отраслью? Может, именно руководя всем и сразу, он и достигал максимального эффекта своего воздействия? В самом деле, что такое отрасль, по сравнению со всеми остальными сферами управления государством? Так что таланту Грапуприса оставалось только время от времени переключаться с того или сего на другое всякое, и именно тем достигать наибольшего показателя в приложении себя.
Вот и в данный момент, совершенно не жаждущие оказаться с лопатой на каком-нибудь захолустном бережку Эйрарбии, преподаватели Центрально-Столичного Электро-мехо-технического постарались на славу. Они вполне сносно доказали, что все еще являются не только чистыми теоретиками, но и неплохими практиками. Более всех их озарение смог конечно оценить их давнишний ученик Байро Кадилло, но и другим, тем, кто присутствовал только в качестве зрителей, и следовательно мог задействовать в оценке только лишь глазные рецепторы, тоже кое-что перепало. В конце концов, Байро Кадилло не смотря на привлечение всех наличных человеческих чувств, включая органы равновесия, все-таки не мог раздвоиться (до определенного этапа, понятное дело) и наблюдать процесс (в том числе и разделение) со стороны. Кроме того, после какого-то четко не выявленного момента его чутье на новизну ощущений сильно притупилось, а паузы для восстановления функций ему, по заданным условиям эксперимента, не выделили.
74 
