Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
119 
Стоп, сказал он себе, и действительно остановился.
А с какой это стати от меня разит паленым? Я ведь наблюдал пожар с приличного расстояния и очень, очень недолго. А запах такой, словно здесь обрабатывали паяльной лампой только что забитую свинью. Или это – как это? – галлюцинация? Сроду у меня не было галлюцинаций.
Черт, подумал он, до чего же я устал. Глаза совсем не смотрят, и голова не варит. Какие, к черту, галлюцинации? В такси, наверное, чем-нибудь воняло, а я не заметил. В такси вечно чем-нибудь воняет…
Он вошел в гостиную и снова остановился. У него опять была галлюцинация – на этот раз зрительная: ему чудилось, что в его кресле кто-то сидит. Ха, подумал он, – кто-то! Это труп сидел там, потягивая его коньяк и листая лопатинскую папку – горелый труп в старом плаще явно с чужого плеча, наброшенном поверх паленых лохмотьев камуфляжной куртки. Отсюда и запах, понял он. Просто галлюцинация у меня комбинированная. У меня все по высшему разряду, даже глюки…
– Коньяк у тебя ничего, – похвалила галлюцинация, – штатный. Да ты садись, давай потолкуем.
Званцев медленно опустился в свободное кресло, держа пистолет на виду. Невозможно, билось у него в мозгу, невозможно! Замок, сигнализация.., да ерунда это все, он же умер! Не мог не умереть! Или.., мог?
– Какого черта, – сказал он с обидой, – ты же умер!
– Как бы не так, " – ответил Забродов.
Глава 20
– Это несложно исправить, – сказал Званцев, большим пальцем взводя курок пистолета.
– Ц-ц-ц, – поцокал языком Забродов. – Знаешь, что тебя губит? Спешка. Такой, казалось бы, солидный мужик, а торопишься, как голый е.., это самое. Торопишься, Званцев, сам себе пакостишь. Ну, чего ты наворотил вокруг этого Лопатина? Это ж подумать страшно: и баба, и доллары, и пацана украли, как чечены какие-нибудь…
Зачем? Сунули бы ему пару тысяч, он бы и отстал. Балашихина зачем-то убили, меня припутали, и все ради чего?
Чтобы одного-единственного взяточника от срока отмазать. Бухгалтера этого пришили… Эх вы, супермены!..
– Много ты понимаешь, – скривившись, проворчал Званцев. – Ты мне другое скажи: чего ради ты сюда при перся? Как ты сюда попал, я не спрашиваю, ты только скажи: зачем?
– Знаешь, – сказал Илларион, вертя в пальцах рюмку, – когда-то давно я не закончил одно дело. Вернее, мне не дали его закончить разные.., гм.., гуманисты на общественных началах. Я, грешным делом, думал, что на этом все, и уже основательно все призабыл, да ты, добрая душа, не поленился напомнить.
– Вот за это я тебя и не люблю, – процедил Званцев, глядя на него тяжелым взглядом. – Рыцарь, блин, Печального Образа… Болтаешь, строишь из себя невесть что. Тоже мне, борец за справедливость… А сам такой же, как все. Ненавижу!
– Врешь, – сказал Забродов, – ненавидишь ты меня не за это, а за то, что я тебе принародно морду набил и все твое дерьмо на свет Божий выволок. Ты ведь пристрелить меня собираешься, так зачем же врать?
– Никак не пойму, дурак ты или блаженный, – озадаченно сказал Званцев. – Ну что ты дергаешься? Ты хоть видишь, что вокруг творится? Ты мстить сюда пришел? За кого, мать твою?! За Лопатина, за слизняка этого? За Балашихина? А ты знаешь, почему он умер? Он за сто тысяч фальшивых баксов продался, твой Балашихин!
– Каких еще фальшивых баксов? – возмутился Илларион. – Балашихин? В жизни не поверю!
– Вот! – запальчиво воскликнул Званцев. – Не поверит он… Ты же дальше собственного носа не видишь, а на носу у тебя – очки с розовыми стеклами. Капусту эту липовую мы Лопатину подкинули.., а ты что думал, она настоящая была? Вот и Балашихин то же самое решил, чудак, и купился, как карась на червяка. Главное, его же и ловить никто не собирался, сам голову в петлю сунул… И за то, что тебя в это дело впутали, тоже его можешь благодарить. Он тебя пытался ко мне на работу протолкнуть. Тебя – ко мне! Ну я и послал к тебе Олю…
Кстати, что с ней?
– А как ты думаешь? – спросил Илларион. – Кстати, чем это ты нас гвозданул? Хорошо гвозданул, от души. Я, когда очухался, сразу подумал: и как это он, зараза, пушку на крышу втащил?
– Пушку, – проворчал Званцев, – говнюшку…
Фаустпатроны это были, понял? С того самого склада…
– Да неужто с того самого? – поразился Илларион. – Обалдеть можно.
Он вдруг загрустил, вздохнул, налил себе рюмочку и хлопнул ее одним махом, совершенно не обращая внимания на пистолет в руке Званцева.
119 
