– Да.
– Так вот, если ты падла, то это не значит, что падлой хочу стать и я, понял?
– Понял.
– Я, в отличие от тебя, не смогу спокойно жить дальше и радоваться жизни, если буду знать, что переступил через жизни всех тех, кто полег в этих горах из-за твоего гребаного порошка. Ясно?
– Да.
Терентьев автоматически поддакивал Толику – его, казалось, гипнотизировал взгляд сержанта.
Это было странное чувство – сродни тому, которое испытывает кролик, глядя в глаза удава: он знает, что на него смотрит смерть, но ни пошевелиться, ни воспротивиться своей судьбе уже не может.
– Поэтому я никогда не сделаю того, что ты мне только что предложил. Ясно?
– Да.
– Я найду Игнатенко. Он расскажет мне все, это я тебе обещаю…
– В Душанбе ты его не достанешь.
– Надо будет – достану и в Душанбе. Но сейчас, слава Богу, начальник штаба не там – штаб по руководству операцией переместился под Калай-Хумб, поближе к заставе. Ты ту базу знаешь, да?
– Конечно.
– Так вот, там я его достану. Я сейчас пойду на заставу, и меня прямо на "вертушке" доставят к Игнатенко.
– Дурак. Тебя доставят не к Игнатенко, а в комендатуру. Особисты с удовольствием слегка продлят твой срок службы, ты уж мне поверь.
– Мне на твои предсказания плевать.
– Я же как лучше…
– Так вот, – Аркан встал и закинул автомат за плечо. – Я достану Игнатенко, и можешь мне поверить, что он свое получит.
– Дай тебе Бог удачи.
– Бог даст, не волнуйся. Пусть сознание того, что твой бывший начальник страдает не меньше тебя, доставит тебе хоть какое-то удовлетворение.
– Хорошо… – капитан Терентьев замялся, вдруг почувствовав что-то неладное. – А ты куда?
– К Игнатенко.
– А я?
– А ты кто такой?
– В каком смысле?
– Я тебя не знаю и никогда не видел. Это все, что я могу для тебя сделать.
– Так развяжи меня!
– Да?
Аркан подошел вплотную к капитану и проникновенно заглянул в его глаза.
– Развяжи, старшой, не дури.
– Ты уверен? Понимаешь, если я тебя развяжу, мне придется тебя пристрелить. Я не смогу тебе простить смерть ребят. Понимаешь, капитан?
– Так что, ты оставишь меня здесь?
– Если тебя сожрут шакалы – такая у тебя судьба, значит. Ты это заслужил. Если птицы выклюют твои собачьи глаза – это тоже не худшая кара. Если тебя найдут "духи" – упокой, Господи, твою душу.
Если сдохнешь сам – туда тебе и дорога. Поверь, я не расстроюсь.
– Старшой, кончай!
– Я серьезно, капитан. Очень серьезно.
– Человек ты или нет?
– За то, что ты мне все сейчас рассказал, – надеюсь, честно рассказал, – я даю тебе шанс выжить. По-моему, справедливо.
– Как выжить? О чем ты говоришь?
– Знаешь, ты спрашивал меня, могу ли я быть судьей, могу ли выносить тебе приговор… Я подумал и решил – не стану я брать на себя ответственность.
Даже перед лицом своих погибших друзей. Все равно потом меня будут терзать сомнения – правильно ли я сделал, расстреляв тебя. А меньшего ты не заслуживаешь. Сам-то ты это понимаешь?
– Но ты просто продлеваешь мои мучения! Ты сделаешь мне еще хуже! Лучше расстреляй…
– Не лучше, поверь. Есть такое древнее выражение – Бог тебе судья. Он все видит и все сделает так, как нужно. Если он посчитает нужным тебя спасти, сохранить твою подлую жизнь, он сделает это.
– Ты на самом деле веришь во всю эту ерунду?
Перестань, земляк, я прошу тебя!
– Раньше не верил. А здесь, в горах, начинаю верить.
Аркан помолчал, будто прислушиваясь к самому себе, потом заговорил снова:
– Да, иногда Бог поступает, скажем так, несправедливо, нечестно – он может отобрать жизнь у человека, который, казалось бы, этого совсем не заслуживал. Он может принести горе матери, которая рожала и воспитывала сына совсем не для того, чтобы тот сложил голову в этих краях. Несправедливо? Но если встать на его точку зрения, то "Бог дал, Бог и взял". И роптать здесь не стоит.
А то, что Бог всегда воздает по заслугам, – это факт. Ты ступил не на тот путь, тебя засасывало все глубже и глубже, и в конце концов ты стал судьей для тридцати ребят – ты лично приговорил их к смерти, когда натравил на мой взвод "духов".
Игнатенко не задумываясь бросил на произвол судьбы целую заставу и два взвода спецназа – из-за денег, из-за наркотиков. Теперь пришло время платить. Ты можешь что-то возразить?