Марго нахмурилась.
– А она знает?
– Нет.
– Дела-а, – протянула Марго. – Ну и что? Ты, значит, можешь стоять и ухмыляться, потому что тебе известно, что происходит?
– Я не ухмыляюсь, – сказал Блэк. – Я как раз думаю о том, что был, наверное, шанс его вернуть. Скорее всего это Кессельманы. Одни и те же люди. Похожее звучание фамилий. Интересно, кто все это придумал? Я всегда плохо запоминал имена. Наверное, они это учли. Но когда тебе надо держать в голове тысячу шестьсот фамилий...
– Тысячу шестьсот, – повторила Марго. – Что ты имеешь в виду?
Она все острее чувствовала неладное. Ограниченность окружающего мира давила на нее все сильнее. Улицы, дома, магазины, люди. Тысяча шестьсот человек, стоящих посреди сцены. А вокруг – бутафорская мебель, кухни, машины, еда. А за всей этой бутафорией – плоский раскрашенный задник. Нарисованная панорама уходящих вдаль домов. Людей. Улиц. В стены вмонтированы динамики, раздаются звуки. Сэмми, сидящий один в классе. И даже учитель не настоящий. Вместо него – набор магнитофонных записей.
– Мы хоть узнаем, зачем все это? – спросила она.
– Рэгл уже знает.
– Потому у нас нет радио?
– По радио вы могли многое услышать.
– Мы и так многое услышали.
Билл поморщился.
– В конце концов это был вопрос времени. Раньше или позже. Мы только надеялись, что он все равно будет заниматься своим делом.
– Но вмешался кто-то еще, – сказала Марго.
– Да, двое. Сегодня мы выслали по их адресу наших людей, в большой старый дом на углу, но они исчезли. Там никого нет. Оставили все свои модели. Он прослушал у них курс гражданской обороны. И принял решение.
– Если тебе больше нечего сказать, – заявила Марго, – уходи.
– Я останусь здесь, – ответил Билл Блэк. – На всю ночь. Может быть, он решит вернуться. Я подумал, что лучше, если я приду без Джуни. Я могу лечь в гостиной и сразу замечу, когда он войдет. – Открыв дверь, Билл внес в комнату небольшой чемоданчик. – Здесь зубная щетка, пижама и кое-какие личные вещи, – он говорил все тем же потухшим, безжизненным голосом.
– У тебя из-за этого неприятности?
– У нас у всех теперь неприятности. – Блэк поставил чемоданчик на стул и принялся выкладывать свои пожитки.
– Кто ты? – спросила Марго. – Ты не Билл Блэк!
– Я Билл Блэк. Майор Уильям Блэк. Из штаба стратегического планирования. Раньше я работал с Рэглом, вычислял ракетные удары. В некотором роде я был его учеником.
– Значит, ты не работаешь в муниципалитете? В отделе водоснабжения?
Передняя дверь распахнулась. На пороге стояла в пальто Джуни Блэк. В руках она держала часы. Лицо ее распухло и покраснело, было видно, что она плакала.
– Ты забыл часы. – Она протянула часы Блэку. – Почему ты решил спать здесь? – спросила она дрожащим голосом. – Это из-за меня, да? – Она перевела взгляд на Марго. – У вас что-то было? Правда? Все это время?
Никто ей не ответил.
– Пожалуйста, объясните мне.
– Ради всего святого, – взмолился Блэк. – Иди домой!
Она шмыгнула носом.
– Ладно. Тебе виднее. Завтра приедешь, или это у вас надолго?
– На одну ночь, – ответил Блэк.
Дверь за Джуни захлопнулась.
– Как она меня достала, – сказал Билл Блэк.
– Все еще верит, что она твоя жена.
– Джуни будет в это верить, пока ее не перепрограммируют. И ты тоже. Будешь по-прежнему видеть то, что видишь сейчас. Программа действует на уровне подсознания. Она затрагивает все системы.
– Это ужасно, – едва вымолвила Марго.
– Не знаю. Есть вещи и похуже. Это, во всяком случае, была попытка спасти ваши жизни.
– И Рэгл запрограммирован? Как мы все?
– Нет. – Билл Блэк выложил на стол пижаму. Марго обратила внимание на кричащие тона, яркие цветы и листья. – Рэгл находился в ином состоянии. Он, собственно, и придумал все это. Поставил себя перед дилеммой, и единственным выходом оказался психоз вытеснения.
Значит, он сумасшедший, подумала Марго.
– Он ушел в вымышленный мир. – Блэк завел принесенные Джуни часы. – Вернулся в довоенный период. В детство. Конец пятидесятых, когда он был ребенком.
– Не верю, – с трудом прошептала Марго.
– Мы придумали, как сделать, чтобы он жил в своем лишенном стрессов мире. Относительно лишенном, конечно. И при этом продолжал предсказывать ракетные удары, не ощущая непосильного бремени ответственности за судьбу человечества. Для него все превратилось в игру, в газетный конкурс. Он сам дал нам подсказку. Однажды в Денвере, когда мы пришли к нему домой, он встретил нас словами: «Я почти разгадал сегодняшнюю головоломку». Спустя неделю у него окончательно закрепилась иллюзия ухода.