20 
– Абхазы и в моем саду мандарины собирают и русским продают, – мрачно сказал Давид.
– Это уж кому как повезло: кто продаст, а у кого даром заберут. Я и решил для себя, – сообщил Toco, – забыть о Новом Афоне. Все, что было, прошло! Пусть им мои мандарины и деньги за них поперек горла станут! Водитель, который в броневике деньги возит, мой знакомый, ему хорошо платят. Мало того что от сочинского банка зарплату получает, так еще московский клиент ему сверху наличными приплачивает за каждый рейс. А рейсы такие часто случаются – раз в два-три месяца. Ты водить машину не разучился?
– Зачем ему еще и сверху приплачивают? – нервно жуя шашлык, спросил Давид.
– Человеку, который деньги возит, нужно хорошо платить, искушение большое. Ты бы на какой сумме сломался?
– Чего? – не понял Давид.
– Я говорю, что для каждого человека есть критическая сумма. До этого он и муж хороший, и друг верный, и гражданин порядочный. А покажи ему сто штук баксов – и что куда подевалось? Друга предаст, жену бросит, родину продаст. Я живу и Бога молю, чтобы мне он таких денег не подсунул.
– И сколько же в броневике везут?
– Точно не знаю, но обычно миллионов пять-десять российскими мелкими купюрами, чтобы за мандарины расплатиться.
– Даже не знаю, – задумался Давид, – соблазнили бы меня эти деньги?
– А мне парень инкассатор рассказывал, что он уже приучил себя не деньги видеть, а просто мешок и представлять себе, что в нем сухари или картошка. И поэтому спокойно везет. И мне за этот рейс кое-что обломится, так, чисто символически. Владелец банка – человек умный, знает: сделай один презент, второй, в следующий раз я для него в лепешку разобьюсь. Я бы мог запретить въезд банковского броневика на территорию аэропорта. Не положено – и все! Тащите мешки на себе до самых ворот! Но деньги, они любые ворота открывают, любые замки. Что мне, жалко, что ли? Хочешь, тебя устрою деньги возить? – рассмеялся Тосо.
– Не хочу, – поморщился Давид.
– А делов-то всего – сел в броневик, ружье между ног зажал и едь себе до самой Гудауты, анекдоты трави, а приехал, выгрузил и назад вернулся. Тишь да благодать.
– Почему до Гудауты?
– Они туда наличку возят. За один рейс столько же срубают, сколько зарплата за месяц. Поди, хреново?
Давид на какое-то время сделался задумчивым, а затем широко улыбнулся.
– Не о том, брат, говорим. Я пока жизнь свою круто менять не собираюсь. Есть ты у меня, есть к кому в гости приехать.
– Зато я к тебе приехать не могу, – засмеялся Тосо.
Вновь зазвонил телефон.
– Слушаю, – лицо Тосо сделалось серьезным, он лишь несколько раз коротко сказал “да”, бросил трубку в карман пиджака и поднялся. – Извини, Давид, начальство вызывает, нервировать его нельзя. Если задержишься в городе, заходи еще. Лучше всего в субботу, потому как в пятницу мне броневик принять надо и отправить. Не волнуйся, все уже заплачено, – предупредил Давида Тосо, уловив его испуганный взгляд, брошенный на шашлычника. – Видишь, и он подтверждает, платить никому не надо. Вот так-то.
Тосо торопливо пошел к будке охранника у ворот аэропорта.
На пластиковом столике подрагивал стеклянный полуторалитровый кувшин с красным вином, а шашлыки хоть и успели остыть, но еще источали аромат пряного мяса, смешанный с дымом. Этот запах напоминал Давиду детство, когда он вместе со старшими братьями прибегал во двор домика в горах к ужину.
Сочные куски хорошо приготовленного мяса исчезали один за одним. И Давид, задумавшийся о своем будущем, изумился, что сумел съесть все четыре шампура шашлыков, выпил добрую половину кувшина вина, не почувствовав при этом ни особой сытости, ни головокружения. Он промокнул губы салфеткой и встал из-за стола. Шашлычник помахал ему рукой, мол, все в порядке.
Давид шел по набережной, прикидывая в уме, как жить дальше.
«Ничего случайного не бывает, – думал он, – и звонок в шашлычной прозвучал не случайно. Если чего-то долго хотеть, судьба даст шанс. И уж мое дело – воспользоваться им или нет. Я не разбойник, не бандит, не грабитель, – убеждал себя Давид, – я просто хочу нормальной жизни. А мандарины из моего сада рвут мои враги и продают русским, значит, деньги за мандарины – мои деньги. Их уводят у меня из-под носа. Судьба не зря напомнила мне о них, дала в руки шанс. Пятница.., броневик.., деньги, – не шло из головы Давида. – Это тебе не коров красть и свиней… С такими деньгами можно начать новую жизнь. Риск не велик. Абхазия – место, где законы не действуют, где никто толком не станет искать ограбивших броневик. Если бы деньги везли крупными купюрами, как обычно, тогда я бы не стал к ним прикасаться. Вычислили бы по номерам, по сериям. А везут мелкие, их где угодно потратить можно. Никто на номера смотреть не станет. Но один я дело не потяну. Сколько их в броневике? – задумался Давид. – Вроде бы Тосо говорил трое: водитель и двое инкассаторов. Нет, ничего он не говорил, но вряд ли их будет больше. Пусть – четыре. Остановить машину на горной дороге – пару пустяков. Я даже место знаю, – и он усмехнулся, вспомнив крутой поворот на подъезде к Гудауте: с одной стороны – пропасть, с другой – высокая скала, ни развернуться толком, ни убежать. И все же он еще сомневался. Он решился, но понимал, что отважиться на ограбление – значит навсегда стать другим человеком. – Это деньги моих врагов, украденные у меня, – убедил себя наконец Давид. – Часть позже отдам ребятам, пусть воюют. Остальное возьму себе. А без сочинских мне не обойтись. Они не менты, они быстро сообразят, в чем дело, и потом прижмут. Уж лучше поделиться с ними сразу и не рисковать. Они и помогут.»
20 
