87 
– Так вот, – продолжал Мышляев, – мы тут посоветовались и решили, что я был не прав. Такого ценного работника, как вы, конечно же, необходимо всячески поощрять. Признаться, я утаил от вас наличие кое-каких финансовых средств.., так сказать, оборотного капитала. В ходе обсуждения было решено выделить вам часть этих средств. Но представьте себе наше удивление, когда… В общем, вот.
Он резко сдернул со стола газету, открыв взгляду Кузнеца перевернутую обувную коробку и жалкую кучку стодолларовых купюр. Гаркун едва заметно поморщился, подумав, что Мышляев ведет себя, как полный идиот. Ну, показал он Кузнецу деньги, ну и что? Сейчас тот воскликнет «ура!» и подставит карман… Сам Гаркун на месте обвиняемого повел бы себя именно так, да и любой нормальный человек тоже.
Кузнец, однако, нормальным человеком не являлся, и Гаркун вынужден был признать, что Мышляев успел очень хорошо изучить характер гостеприимного хозяина, хотя был знаком с Кузнецом намного меньше, чем Гаркун.
Кузнец развел руками и протяжно вздохнул.
– Так и знал, что добром это не кончится, – сокрушенным тоном произнес он. – Не лежала у меня к этому душа… Но уж больно деньги были нужны, понимаете? Вопрос жизни и смерти.
– То есть деньги взяли все-таки вы? – на всякий случай уточнил Мышляев. Теперь он был мрачен, как грозовая туча.
– Ну, натурально. – Кузнец опять развел руками. – Но я верну… В смысле, вы вычтете из моей зарплаты.
– Понимаете, Михаил Ульянович, – с деланным сочувствием сказал Мышляев, – деньги нужны мне сейчас. Именно эти деньги и именно сейчас, сию минуту. Все до последней бумажки. Где вы их спрятали?
– Я не прятал, – сказал Кузнец. – Их нет.
– Как это нет? Потратили? Такую сумму? За такой срок?
– Да не потратил я. Одолжил. Кому – не скажу, хоть убейте. Все равно у него их тоже больше нет.
Гаркун прикрыл лицо ладонью, подавляя в себе желание схватить что-нибудь тяжелое и молотить Кузнеца по голове до тех пор, пока от нее не останется мокрое место. Фальшивые деньги ушли безвозвратно, причем ушли компактно, в одни руки, оставив за собой след шириной с колею от шагающего экскаватора. И кто это сделал? Чокнутый механик, бессребреник, который вспоминал о деньгах только тогда, когда очень сильно хотел есть! В этом была лютая ирония судьбы. Гаркуну хотелось завыть.
Не отнимая ладони от лица, он сквозь пальцы покосился на Заболотного. Длинная физиономия химика вытянулась еще больше. Теперь он напоминал верблюда, сдуру заглотившего железнодорожную шпалу.
Похоже было на то, что до него наконец-то начал доходить весь драматизм ситуации.
Мышляев выглядел как человек, вышедший прогуляться в погожий денек в своем лучшем костюме и неожиданно провалившийся в выгребную яму.
Было невооруженным глазом видно, как он боролся с душившей его яростью. Давай, с надеждой подумал Гаркун. Давай, Паша, давай, сволочь! Если существует какой-то выход, то найти его способен только ты. Вот он, тот самый момент, ради которого тебя стоило терпеть. Так что давай, милый, шевели извилинами!
– Присядьте, Михаил Ульянович, – сдавленным голосом сказал Мышляев. – Ситуация сложная. Надо думать, как исправить положение. Мне неприятно это говорить, особенно вам, но из песни слова не выкинешь. При всем моем уважении к вашим талантам я вынужден констатировать, что вы – вор. Обыкновенный мелкий уголовник, ухитрившийся совершить крупную кражу. Что прикажете с вами делать? Помните, как сказал герой одного из ваших детективных телесериалов? Вор должен сидеть в тюрьме!
Кузнец, который, понурившись, сидел на табурете, опять развел руками. Гаркун испытал острый приступ ненависти к этому человеку, а заодно и ко всем присутствующим.
Мышляев вынул из кармана сигареты, небрежно бросил одну в рот и чиркнул зажигалкой. Он вдруг сделался подозрительно спокойным, словно возникшая проблема уже была им решена наилучшим образом.
– Ну-ну, – миролюбиво сказал он, обращаясь к макушке Кузнеца. – Не стоит так переживать.
В конце концов, мы здесь все свои люди, а деньги – это всего-навсего деньги. При желании их можно заработать или.., гм.., украсть, как это сделали вы. Другое дело – доверие! Заработать его трудно, а украсть и вовсе нельзя. Совершив то, что вы совершили, вы подорвали кредит доверия, и теперь я просто вынужден перевести наши отношения на другую, более деловую основу. Не в тюрьму же вас сажать, в самом-то деле!
87 
