43 
Когда Паоло вынырнул футах в шести от того места, где стояла Бенедикта, та от неожиданности охнула и невольно прикрыла рукою грудь. Ее трусики и лифчик в воде сделались совершенно прозрачными и не скрывали ни одной из тех пикантных подробностей, которые ей так хотелось бы утаить.
– Ага, передумала: – воскликнул Паоло, ближе, впрочем, не подплывая.
Интересно, о ком он беспокоится – о ней или о себе? Под водой кожа его матово светилась. Бенедикта смущенно отвернулась, стараясь не думать о том, чего не различает взгляд.
– Слишком уж жарко, – привела она не слишком убедительное оправдание. – Ты ведь возражать не станешь, правда? – Более дурацкого вопроса придумать было невозможно.
– С какой бы стати мне возражать? – лукаво усмехнулся он. – Ты вольна делать в моем доме все, что захочешь. – Паоло окинул ее жадным взглядом, и Бенедикта тут же пожалела о том, что поспешила расстаться с одеждой.
– Какой большой бассейн! – выпалила она первое, что пришло на ум. Ей просто необходимо было сказать хоть что-то, лишь бы прогнать дурманящее ощущение его близости.
Паоло тряхнул головой, и блестящие капли полетели во все стороны.
– Глубокое замечание, – одобрил он. – Глубокое, как сам бассейн.
Бенедикта вспыхнула. Паоло по-прежнему держался на некотором расстоянии, не пытаясь до нее дотронуться, но вкрадчивые интонации его голоса волновали ее, точно обольщающие прикосновения.
– Но ведь он и впрямь большой, – упрямо повторила она, делая вид, что не замечает издевки. – Больше, чем у да Фабриано. И глубже, если на то пошло... Кстати, какая здесь глубина?
Паоло фыркнул, а затем, к ужасу Бенедикты, одним стремительным движением преодолел разделяющее их расстояние.
– Наибольшая глубина бассейна четыре ярда, а в длину он двадцати пять, – очень серьезно сообщил он. – И я отлично понимаю, чего ты добиваешься.
Бенедикта прижалась к бортику т дальше отступать было некуда.
– Я пытаюсь выказать вежливый интерес к обстановке, в которой оказалась, – возразила она. – Ты, конечно, ко всей этой роскоши привык, но я-то нет!
Паоло уперся ладонями в бортик по обе стороны от нее.
– Вовсе нет, – тихо произнес он, не отрывая от Бенедикты жаркого, требовательного взгляда. – Ты пытаешься отвлечь меня. Ты полагаешь, что, если станешь щебетать о том, о сем, о бассейне, и том, какой он замечательный, я забуду, зачем привел тебя сюда. – Он задержал взгляд на предательски напрягшихся под прозрачным кружевом лифчика сосках. – Но слова здесь не помогут, милая. Я не был бы мужчиной, если бы не мечтал заняться с тобой любовью прямо здесь и сейчас.
– А мне казалось, ты пригласил меня просто поплавать в бассейне, – пролепетала Бенедикта, тщетно пытаясь сохранить остатки самообладания. – Только поэтому я здесь...
– Ах, Бенедикта, никудышная из тебя лгунья. – Паоло ласково провел большим пальцем по ее щеке осторожно потянул за золотую сережку. – Твое тело выдает тебя. Тебе не терпится избавиться вот от этого... – Он подцепил пальцем бретельку лифчика и приспустил ее с плеча. – От этих жалких уступок приличиям, сказал бы я.
Бенедикта потянулась поправить бретельку, но Паоло оказался проворнее. Он быстро завел руку ей за спину и расстегнул застежку. Миг – и грудь избавилась от плена стягивающего ее кружева.
– Не смей! – испуганно воскликнула молодая женщина. – Ты заблуждаешься! Я здесь вовсе не за тем, чтобы спать с тобой. Я... я не из таких, нет!
– «Спать» в мои планы вообще не входит, – возразил Паоло, припадая к ее губам. Жесткие завитки волос на его груди волнующе защекотали ей грудь, и дыхание у Бенедикты перехватило. – О, любимая, я хочу тебя, как я хочу тебя! Целуй меня, мое сокровище! Ты принадлежишь мне, слышишь?
Она чувствовала, что больше сопротивляться не в силах. Близость его обнаженного тела сводила ее с ума. Ничего чудеснее Бенедикта в жизни своей не испытывала. Вода холодила разгоряченную кожу, точно касание легкого шелка, лаская, будоража, волнуя. Когда Паоло стянул с нее лифчик и бросил на бортик, молодая женщина лишь порадовалась обретенной свободе.
А в следующий миг она вновь ощутила его жаркие губы на своих губах. И его язык властно скользнул внутрь, заявляя о своих древних как мир правах. Бенедикте не хватало дыхания. Она чувствовала, что теряет сознание, и льнула к Паоло, чтобы не упасть. А он самозабвенно целовал ее – само воплощение бесстыдной, знойной, разнузданной языческой чувственности. И противиться ей было невозможно.
43 
