– Какое у вас образование?
– В школе я учил Библию. Остальному же меня научила улица.
– Были ли хорошие школы в Америке?
– Разве это было возможно? Все школы были построены в государстве, где правили белые, и рассчитаны на то, чтобы темнокожие люди знали своё место.
– Ожидаете ли вы того, что белые даруют вам свободу или вы сами должны её отвоевать?
– Белые не могут дать свободу даже самим себе. Ваши достижения не особо воодушевляют. ЛИЧНО Я НИЧЕГО НЕ ЖДУ ОТ ТЕБЯ. Я сам возьму то, что мне нужно, – и не обязательно у тебя; это твой миф – а жизнь дана для того, чтобы жить. Мне не интересно, что делают белые. Мы боремся не против белых, а против той силы, которая стоит между человеком и его жизнью. Всё просто. Это не война с расизмом – это война между бедностью и привилегиями, свободой и заточением.
На меня произвело большое впечатление то, что сказал Болдуин, его сдержанный гнев и сарказм, с которым он говорил о неравенстве между людьми. В книге «В следующий раз – пожар», написанной в 1963 году, он предсказал, что через десятилетие превосходство белых закончится. Я поинтересовался, верит ли он в это до сих пор.
Болдуин ответил:
– Я имел в виду немного другое. Я сказал, что это пророчество, а пророк тоже может оказаться прав. Я говорю, что перед западным обществом сегодня стоят большие проблемы, оно приходит в упадок.
– Под давлением чёрных?
– Под грузом собственной лжи.
Эта информация была на вес золота для белого издателя-тинейджера. В ней был гнев, которого я не мог понять, потому что мне не с чем было его сравнить. Я хотел помочь изменить мир, но что я тогда знал об этом мире?
Фред Дьюб, чернокожий африканец, родившийся в Йоханнесбурге, женатый социальный работник с двумя детьми, стал членом Африканского национального конгресса в 1955 году. С 1964 по 1967 год он четыре раза отбыл тюремное наказание за саботаж: это было в Ледисмите в провинции Наталь, в Лиюкопе в провинции Трансвааль, на острове Роббен и в Гроенпунте в Оранжевой Республике. В июле 1968 года он уехал в Англию и стал банковским клерком в Лондоне. Он рассказал Student, что бедность, отсутствие жилья и недоедание в Южной Африке вырастают из одной проблемы – жестокой и несправедливой политики апартеида. Позже я услышал о чернокожем борце за свободу Стиве Бико, а потом мне рассказали о Нельсоне Манделе. Родители назвали его Нельсоном, потому что такое имя давали своим детям белые, и они подумали, что так ребёнку будет легче выжить в обществе белых людей. Многие в Британии называли его опасным экстремистом, но постепенно мне стала открываться правда об этом невероятном человеке.
Во время своей первой встречи с Мадибой – так почтительно называют Нельсона Манделу в Африке – я испытывал благоговейный трепет и немного нервничал. Но потом он улыбнулся, и его тёплые слова как рукой сняли моё волнение: «Ричард, познакомиться с тобой для меня большая честь». Позже я узнал, что он говорит эти слова всем при первой встрече! Этот человек прошёл через многое из-за цвета кожи и своих убеждений. Он стал жертвой апартеида, а в возрасте сорока шести лет был приговорён к пожизненному тюремному заключению. Ему был присвоен тюремный номер 466/64, и, следовательно, он был четыреста шестьдесят шестым заключённым мрачной тюрьмы на острове Роббен, попавшим туда в 1964 году. Площадь камеры, в которую поместили Мадибу, составляла всего шесть квадратных метров, стены же толщиной в два метра. Когда он ложился, его ноги касались одной стены камеры, а голова – другой. В первые месяцы тюремного заключения он со своими соратниками, политическими заключёнными, добывал гравий с помощью молотка, который весил почти 2 кг. Это была невероятно тяжёлая работа, очень частосопровождающаяся физической болью. Я видел эту тюремную камеру – находиться там, должно быть, было настоящим адом.
В своей автобиографии «Долгий путь к свободе» Мандела пишет, что «тюрьма на острове Роббен, бесспорно, была самым суровым и жестоким аванпостом южноафриканской пенитенциарной системы. Это было место лишений не только для заключённых, но и для работников самой тюрьмы. Белые надзиратели с явно выраженным африканским акцентом требовали, чтобы наши с ними отношения складывались по типу хозяин-слуга. Они приказывали нам называть их „баа“,[12] а мы отказывались это делать. Расовое разделение на острове Роббен было абсолютным: не могло быть чернокожих надзирателей, а среди заключённых не было белых».