И вот одна из таких чушей имеет название – «нахлобучка».
Торчок, про нахлобучку не слышавший, не знающий что это такое – нахлобучек не имеет. Но стоит торчку только раз про нахлобучку услышать – всё! Пиздец! Кранты! Его начинает нахлобучивать не только за ту хуйню, но и за другую хуйню, за хуйню, к делу не относящуюся, и вообще, за весь срок торчания, что он без этих самых нахлобучек прожил.
Такая вот хрень.
Итак, милый мой почти что нахлобученный читатель-торчок, и не менее милый алкоголик или никотиноман… Что же такое нахлобучка?
Поясним на примерах.
Вот идет ремиссионер. Сколько он не торчал – почти не суть важно. Он мог не трескаться сутки, а мог и год или два. Идет. Чапает по стриту. И вдруг – драгстер. Каличная. И он вспоминает, что надо ему купить перекиси водорода, или презервативов… И заходит он внутрь. Стоит в очереди. А в витрине под его локтем лежат…
Что «лежат»?
Правильно, баяны! Да все со струнами! Да все разных объемов! От инсулинок-красношапок, до двадцаток невъебенных.
И начинает ремиссионер их рассматривать.
Вот, думает, эта пятишка – она говняная. Совейская. Струна у нее тупая, не то что у старых добрых рекордишников, колючками которых можно было раз тыщу бахаться до их затупления.
А вот эта двуха – она блезирная. Поршень резиновый. Производство иностранное. И влезает в нее не два, а все два с полтиной и еще место для контроля остается.
А вот инсулинка со съемной иголочкой. Такой иголочкой хорошо в веняки у запястья шмыгаться. Да и вообще в любые тонкие веняки. Только минус один – короткая, стерва. Такой надо сразу попадать. Такой не поковыряешься. Да и гнать через нее надо медленно, а то веняк можно пожечь…
Посмотрит так ремиссионер, подумает, повспоминает… И тут как накроет его нахлобучка!
И бежит он сперва за угол аптеки блевать. А потом обратно в аптеку за баянами. А потом на точку…
И приходит его ремиссии самая натуральная пизда.
Впрочем… Есть и варианты.
Скажем, проблюется ремиссионер, или продрищется.
Или побежит за баянами после этого… Или не побежит.
Или вмажется потом… Или не вмажется.
Всякое бывает.
Но хуй, то бишь, результат – один. Накрыла нахлобучка.
Но эта нахлобучка, от разглядывания баянов, еще так себе. Она, скажем, на последнем месте по нахлобучистости.
На предпоследнем, по мнению независимых торчков, разговоры о бывших вмазках. Поствинтовых приключениях и послешурупных похождениях.
На третьем от конца – чтение всяких «Пилотажей…» Проверено, и не раз, причем на людях…
На третьем от начала, да, всего их шесть получится, это нахлобучка от присутствия на варке винта.
На втором – нахлобучка от того, что кто-то уже поставился, а ты только с заряженным баяном тусуешь.
И вот она, первейшая нахлобучка. Нахлобучка невиданной силы и мощности.
Называется она – «За пять минут до…»
И настигает торчка ровно за пять минут до того, как он
Возьмет банку…
Начнет выжигать сало…
Начнет кащея…
Высядет порох…
Засыплет смесюгу в реактор…
Сварится винт…
Поставится варщик…
По выбору.
В общем, дорогой мой читатель-торчок, теперь ты знаешь о нахлобучках почти все. Выбери себе одну из них, или не одну, или все сразу, – мне по хую, – и пользуйся. Мне, милый мой, не жалко. Нахлобучивайся, если хочешь…
А я щас…
Только поблюю маленько…
…
8. Ода 1
Банке
- О, банка!
- Темное стекло, за которым бултыхается чуть розоватая на просвет жидкость. Белый, редко когда оранжевый, ребристый колпачок. Ты его отворачиваешь и слышишь: «Хрупь»… И это значит, что, может быть, все и в порядке.
- О, банка!
- На тебе бело-зеленая этикетка. А на ней темно-темно-синим написано вожделенное слово: «Солутан». И чуть ниже, мельче, так, что если ты вмазался, то и не разобрать: «…эфедрина гидрохлорид 875 мг.» И то, что отличает тебя ото всех иных микстур от кашля – «экстракт толутанского бальзама…».
- О, банка!
- Не делают тебя на просторах столь, казалось бы, необъятной России. Приходишь ты к нам из всяких польш, чехий и венгрий. Галена, Спофа, Гедеон Рихтер делают тебя, дабы могла ты усладить взоры, и не только, любителей твоих.
- О, банка!
- Не долга твоя жизнь, коль попала ты к винтовару. Вскроет он тебя безжалостно, подденет ногтем и выдернет белую, желтую или оранжевую капельницу. И выльет все твое содержимое, до самой что ни на есть разнаипоследнейшей капелюшечки, в отжигательную емкость. Выльет, да затем промоет до кучи. Промоет, да и выкинет.
- О, банка!
- Кому нужна ты, милая, без своего эфедринсодержащего содержимого? Никому ты без него не нужна. Лишь эстет какой-нибудь нальет в тебя кислоту, чтобы капать ее было удобно. Да другой винтовар эстетствующий похранит в тебе немного вторяки-третьяки, дабы потом извлечь из них остаточные следы эфедрина. А как извлечет, так вместе с четверяками совсем уж беспонтовыми и выкинет.
- О, банка!
- Тяжка и незавидна судьба твоя. Но нужна ты людям-наркоманам. Нужна как доставщица радости ихней. Ведь не даром, что ни день, то идут толпами за тобой жаждущие тебя.
- О, банка!
- О, великолепная и вожделенная!
- Тебе и только тебе посвящаю я восторг и оду сию!
47. Дико страшный наркоман
Да, какого хуя?!