– Заправимся по дороге.
Микроавтобус заехал на тротуар, резко визжа тормозами, развернулся.
– Мигалку вруби и сирену.
Оглашая улицу воем, черный микроавтобус с раскачивающимися усиками антенн помчался по Москве.
Совсем обессилевший Полуянов сидел на заднем сиденье с закрытыми глазами.
* * *
На деревню Погост надвигались низкие черные тучи. Они закрыли солнце, тень опустилась на деревню. Испуганно мычали коровы, кричали петухи. Люди переглядывались.
– Боже, что это? Страх-то какой, небо чернее ночи!
Листья на деревьях затрепетали, трава пригнулась к земле, – Дети, в дом! – матушка Зинаида позвала сыновей в дом.
Отец Павел стоял на коленях перед домашним алтарем. Горели три свечи. Он молился, просил Господа, чтобы тот защитил деревню.
А тучи все надвигались и надвигались. Вот и последняя полоска чистого неба исчезла. Тучи сомкнулись с черным лесом на горизонте, стало темно, как поздним вечером. Самые пугливые, понимая, что сейчас разразится гроза, выкручивали из счетчиков пробки, вешали на розетки резиновые галоши, словно эти нехитрые меры могли защитить и спасти.
Петухи из разных дворов кричали охрипшими, надорванными голосами. Ни люди, ни птицы, ни животные не понимали, что происходит, но чувствовали приближение катастрофы, ужасного природного катаклизма, способного уничтожить все живое, а возможно, и стереть деревню с лица земли, как смахивают хлебные крошки со стола.
Колокол над церковью вдруг ожил, и густые раскаты поплыли над окрестностями.
Петрович остановил стройку, испуганно поглядывая в небо, дернул рубильник, обесточивая систему.
– Господи, да что же это такое? – бормотал он.
И лишь Марина, глуповато улыбаясь, протирала полотенцем тарелки. Брала одну за другой и тщательно расставляла идеально чистую посуду, напевая песенку, слышанную когда-то в детстве, но затем на долгие годы забытую.
На горизонте полыхнула молния, озарив окрестности неверным фосфорическим светом. То, что было темным, вдруг стало слепяще-белым, как на черно-белом негативе. Колокол гудел, и его тревожные звуки плыли над деревней, рекой, лесом. Священник вместе со всей семьей молился, глядя на трепещущие огоньки толстых восковых свечей.
Микроавтобус с затененными стеклами уже мчался к деревне.
– Вынести икону из церкви, – вдруг сказал Холмогоров, глядя на покачивающийся крестик четок в руках доктора Рибера, – мог только невинный человек. Кто же этот человек? Сам Ястребов к ней не прикоснется, только невинный.
– Но он, господин Холмогоров, может заставить невинного человека сделать это помимо его воли.
– Вы хотите сказать, доктор Рибера, что он…
– Вот именно, он кого-то зомбировал.
После долгой паузы Холмогоров воскликнул:
– Мне кажется, я знаю это невинное существо. Знаю. Все сходится.
Многочисленные факты и наблюдения вдруг сложились. Фрагменты собрались в целое.
– Господи, я знаю! Скорее к дому священника! К дому священника! Он там! – и Холмогоров принялся объяснять водителю, как добраться к дому отца Павла.
Микроавтобус с включенной мигалкой пронесся по пустынной улице – даже собак и домашних птиц на улице не было – и затормозил напротив дома священника. Холмогоров выскочил первым, за ним доктор Рибера, полковник Брагин. Питер Нехамес остался в машине.
Андрей Алексеевич вошел в дом и увидел всю семью священника, занятую молитвой.
– Отец Павел, – сказал Андрей Алексеевич, – прошу прощения, мне нужен Илья.
Мальчик взглянул на отца, мать, словно прощаясь с ними, и подошел к Холмогорову.
– Идем со мной.
Холмогоров взял Илью за плечи, увлек в свою комнату и усадил на диван. Сам сел рядом на стул.
– Оставьте меня с ним, – попросил Холмогоров, взглянув на полковника Брагина. – А вы, доктор, останьтесь.
Мальчик с интересом посмотрел на огромного негра в белом костюме, на золотой крестик четок, на янтарные камешки. В комнате было темно, как поздним вечером.
– Илья, родной. Смотри на меня, слушай, что я тебе буду говорить, и постарайся ответить на мои вопросы. – Холмогоров провел ладонью перед лицом мальчика один раз, второй, третий. – Ты меня слышишь? – через несколько мгновений спросил он.
– Слышу, но плохо. Вы далеко.
– Я сейчас подойду поближе и буду разговаривать с тобой, а ты отвечай.
– Не надо ко мне подходить, лучше я подойду.
– Подходи, – произнес Андрей Алексеевич, зажав в своих ладонях ручонки мальчика. – Теперь ты лучше слышишь?