Не помогут доктора – поверишь в чудо, бросишься к знахарям, колдунам. Хотя какой он колдун? В доме компьютер, спутниковая антенна… Странный мужик. Загорел так, будто половину жизни прожил на Экваторе. Да и говорит по-русски правильно, но с каким-то странным акцентом. И все же он местный, есть в нем что-то неуловимое от здешней природы. Я же вижу.
Взять, например, Краснова, чисто русский мужик, а в Погосте все равно чужой. И проживи он здесь тридцать лет, а своим никогда не станет.
Да, будут с ним выпивать, разговоры разговаривать, но душу ему никто не откроет. А Ястребов, может, и не жил здесь никогда, может и слова тебе не сказать, но заглянет в глаза и увидит до самого дна".
Марина и Краснов уже завтракали, устроившись возле вагончика, на железной бочке, поверх которой положили деревянный щит.
– Смотри-ка, живой! – крикнул Краснов. – Я уж подумал, тебя до смерти залечили. Бледный ты какой-то.
– Это после вчерашнего, – недовольно ответил Полуянов, ему не хотелось рассказывать Сергею о том, что происходило в доме мельника.
Марина смотрела на Антона настороженно и немного испуганно. Она до сих пор чувствовала покалывание в пальце. Казалось, костяная игла обломилась и острие до сих пор в теле. Она сжала пальцы. Боли не прибавилось, не уменьшилось, она существовала сама по себе.
«Я отдала ему каплю своей крови».
– Ну, признавайся, – Сергей налил крепко заваренный кофе в граненый стакан и подвинул Антону. – С сахаром, как ты любишь.
Лечил чем? Сушеными летучими мышами?
Жабами?
– Перевязал, – Полуянов расстегнул рубашку и продемонстрировал тугую повязку из бинтов.
– Ничего себе! – изумился Сергей. – Еще бы гипс на тебя наложил.
– Не болит? – поинтересовалась Марина и прикоснулась ладонью к плечу.
– Нет, – честно ответил Полуянов, хотя ему хотелось, чтобы Марина его пожалела, чтобы в глазах появилось сострадание.
Женщина, убрав руку с плеча Полуянова, посмотрела на розовую подушечку пальца. Ни следа от укола, ни боли больше не было.
– Ты чего улыбаешься? – спросил Краснов у жены.
– Просто хорошо. Опять все мы вместе.
Эти слова почему-то покоробили Полуянова.
«Надолго ли?» – пришла в голову мысль.
– Мы всегда будем вместе, – ответил Краснов в пространство, – пока не умрем. Жили счастливо и умерли в один день.
– Ты еще скажи, что нас в одной могиле похоронят!
– Почему бы и нет? Можно на кладбище место купить и даже памятники заказать одинаковые.
– Я хочу, чтобы меня похоронили здесь, – задумчиво произнес Антон Полуянов, наверное впервые за свою жизнь высказав сокровенное желание.
Марина вдруг сделалась грустной. Она подумала: «А как же я?»
Вариант, предложенный мужем, ее не устраивал. Она увидела четыре одинаковые могилы с черными лабродоритовыми памятниками и абсолютно глупыми фотографиями. На них четверо молодых улыбающихся друзей. Ей места не было. Вариант, предложенный Полуяновым, ее также не устраивал. Она не была против того, чтобы лежать рядом с Антоном, во всяком случае, сейчас ей казалось именно так. Только не на сельском кладбище, где о памятник чесались бы коровы…
– Все, отдых кончился. Пикник удался, хотя напиться так и не удалось, – хлопнув в ладоши, громко произнес Краснов. – Вернемся к делам.
Петровичу заряда хватит на неделю, если что, то будет рыть руками и ведрами выносить.
За бассейн я спокоен. К концу лета стройку закончим и перейдем к отделке. Не забывай, Антон, это ты строитель, еще две новые заправки возле Кольцевой на твоей совести.
– Заказ, конечно, хороший, денежный, – Антон крутил в руках сорванную травинку. – Я готов хоть завтра начать стройку, но проблема, как всегда, в деньгах. Московских строителей нанимать дорого, украинцев с молдаванами я хоть сегодня поставить могу, но рассчитываться надо наличными. Послезавтра этот вопрос и решу.
Краснов скептически усмехнулся. Он считал себя куда более расторопным, чем Полуянов.
– Не успеешь отбить.
– Я уже созвонился. Два дня убить придется. Помнишь нефтяников, мужиков из Ханты-Мансийска? У них свободная наличка сейчас есть, обещали в счет будущего контракта деньги сейчас дать. Выпить, правда, с ними придется немало, они же не так, как мы, пьют. Если сядут за стол, то два дня не поднимаются.
– Что ж, сочувствую.
Антон потер небритый подбородок.
– А кому сейчас легко?
– Я тоже этих мужиков помню, – задумчиво проговорил муж Марины, – когда они к тебе весной приезжали.