– Это просто невыносимо для таких как Верн, - сказал Броз Адамсу, не иметь возможности ощупать механизм своими руками. - Он снова хихикнул.
– Я понимаю, для вас это были танталовы муки, Верн, смотреть на оружие времен войны, к тому же самое совершенное, которое так и не было запущено в производство, никогда не сходило с конвейеров ни наших, ни советских заводов. Когда-нибудь, когда меня одолеет атеросклероз или в моем мозгу появится тромб или опухоль, тогда вы сможете обойти всех остальных йенсенистов и занять мое кресло. И тогда сколько угодно копайтесь в хранилище образцов передового оружия и трогайте руками все, что вам заблагорассудится.
Сохраняя почтительную дистанцию, Роберт Хиг сказал:
– Я бы все-таки хотел получить более точную информацию, мистер Броз, по ряду вопросов. Например, я найду один или два из этих предметов.
Разумеется, они будут покрыты ржавчиной и искорежены. Следует ли мне догадаться о их внеземном происхождении? Я имею в виду, когда я принесу их Рансиблу…
– Вы скажете ему, - безапелляционным тоном ответил ему Броз, - что уверены в их инопланетном происхождении, потому что вы инженер. Ни одно из племен американских индейцев не могло изготовить подобные штуковины, вам не нужно будет подкреплять свою мысль какой-нибудь псевдонаучной болтовней. Вы просто покажете ему оружие и скажете, что оно было найдено в культурном слое шестисотлетней давности. Да только посмотрите на них! Это что, это стрелы с кремниевыми наконечниками? Или кувшины из необожженной глины? Или жернова, выдолбленные из гранита? Вы изложите ему все это, а затем со всех ног броситесь к бульдозерам и проследите за тем, чтобы было обнаружено как можно больше черепов инопланетян.
– Да, мистер Броз, - послушно кивнул Роберт Хиг.
Броз сказал:
– Я бы очень хотел увидеть выражение лица Луиса Рансибла, когда вы покажете ему свои находки. - Его старческие глаза увлажнились от волнения.
– Вам это удастся, - напомнил ему Линдблом, - поскольку в одну из пуговиц на рубашке Хига будет встроена кинокамера, снабженная к тому же устройством для записи звука. И поэтому, когда начнется судебный процесс, мы сможем представить доказательства того, что Рансибл был осведомлен и о находках и об их научной ценности.
В его голосе сквозило легкое презрение, презрение к старческому мозгу, который уже не в силах запомнить все факты, необходимые для осуществления проекта.
Линдблом обратился к Адамсу:
– Ты знаешь эти крохотные камеры для натурных съемок. Готтлиб Фишер всегда пользовался ими при съемках своих документальных фильмов; именно таким образом ему удалось отснять те причудливые, чуть расплывчатые кадры о шпионах, сделанные скрытой камерой.
– О да, - уныло ответил Адамс, - я знаю о них.
И маловероятно, чтобы я когда-нибудь смог бы забыть о том, что они существовали уже в 1943 году, если верить Фишеру, язвительно подумал он.
Потом спросил:
– Вы уверены, что не сделали уж слишком дорогие вещи? Такой фантастической ценности, что даже Рансибл…
– По мнению берлинских психологов, - ответил Броз, - чем больше будет их научная значимость, тем сильнее он будет бояться потерять свою землю и тем больше будет склонен скрыть факт находки.
– Вы проделали огромную работу понапрасну, - сказал Адамс, - если берлинские психологи ошиблись.
В глубине души он надеялся, что они и в самом деле ошиблись. Надеялся на то, что Рансибл поступит как добропорядочный гражданин и сразу же сообщит о сделанных находках, а не отдаст себя в руки врагов из-за собственной прихоти, страха, амбиций или жадности.
И все же он понимал, интуитивно догадывался о том, что берлинские психологи правы.
Если кто- нибудь не придет на помощь Рансиблу -он обречен. Но кто, о Господи, решится на это?
Глава 14
Лучи солнца проникали во внутренний дворик кейптаунской виллы Луиса Рансибла сквозь затейливые решетки и освещали лежавшего на животе владельца виллы. Он слушал доклад представителя международного частного сыскного агентства Уэбстера Фута, штаб-квартира которого находилась в Лондоне.
– В понедельник утром, - сообщил агент Фута, читая подшивку документов, - наши перехватчики засекли разговор по видеоканалу между двумя йенсенистами - Джозефом Адамсом из Литературного отдела и Верном Линдбломом, макетчиком Айзенблада. В последнее время, впрочем, Броз перевел его в Агентство в Нью-Йорк.