50 
Итак, примерно две или три недели назад некто обнаружил тайник, в котором, судя по косвенным данным, находились не только бумаги, написанные рукой Ленина через тридцать лет после официальной даты смерти, но и его тело. Кто-то совершил нападение на саратовского чиновника Зимина, который действительно – Федор Филиппович очень тщательно это проверил – приходился Владимиру Ульянову-Ленину внучатым племянником. Зимин при этом не пострадал ни физически, ни материально, отделавшись легким испугом, получасом головной боли и потерей нескольких миллиграммов крови и, быть может, пряди волос. Что же до бумаг, то вывод проводившего графологическую экспертизу Льва Валерьяновича Григоровича звучал однозначно: предъявленное ему письмо действительно написано рукой Ленина, причем на бумаге произведенной советской промышленностью в промежутке между сорок девятым и пятьдесят шестым годом.
К сожалению, следствие в лице генерала Потапчука и Глеба Сиверова располагало только двумя достоверными фактами: письмом Ленина и нападением на Зимина-Ульянова, да и эти факты ничем не подтверждались и были известны с чужих слов. О письме рассказал Григорович, о нападении – корреспондент желтой газеты Баркун, которому, в свою очередь, поведал о своих злоключениях сам Зимин. А о том, что кто-то где-то нашел какое-то подземелье, где якобы и обнаружился сомнительный труп, все тому же Баркуну рассказал бригадир строителей, который то ли действительно что-то видел, то ли пересказал журналисту чужие слова, то ли вовсе выдумал все с пьяных глаз.
"Каковы следователи, таковы и факты", – помнится, проворчал по этому поводу раздосадованный Федор Филиппович. Глеб наполовину в шутку, наполовину всерьез предложил ему махнуть рукой на всю эту сомнительную чепуху и заняться чем-нибудь более конструктивным и злободневным – например, возобновить розыск чеченского террориста Асланова, так ловко ускользнувшего от него в пионерском лагере. "Чепуху?" – с какой-то странной, едва ли не зловещей интонацией переспросил Федор Филиппович. "Конечно, чепуху, – сказал Глеб, с удовольствием попивая кофе. – У нас на руках, если разобраться, нет ничего, кроме пустой болтовни и голословных утверждений. Ни одного реального, подтвержденного факта, ни одного вещественного доказательства – сплошные устные свидетельства и не поддающиеся проверке сплетни. Ваш Григорович хотя бы показывал вам письмо? Может, оно ему приснилось! Может быть, этот журналист Баркун тоже все выдумал, а когда я начал его колоть, присочинил про Зимина и про этого бригадира строителей, которому кто-то проломил голову по дороге из винного магазина. Зимин далеко, в Саратове, строитель умер – если он вообще когда-либо существовал, – так что проверить ничего нельзя. Вы не находите, что это чертовски удобно?"
Он почти верил в то, что говорил, вот только выражение лица Федора Филипповича на протяжении этой тирады делалось все более мрачным. Чувствовалось, что генерал просто дает ему высказаться, спустить пар, а сам приберегает какую-то новость, которую вряд ли можно отнести к разряду приятных. Поэтому Глеб говорил непривычно долго и многословно, убеждая Федора Филипповича и в первую очередь себя самого в том, что вокруг полно настоящих дел и не стоит обращать внимание на неясные совпадения, слухи и сплетни и, опираясь на них, начинать расследование.
Генерал слушал терпеливо, а когда Глеб устало замолчал, исчерпав кладезь своего красноречия до самого донышка, коротко, почти неприязненно осведомился: "Ты кончил?" Получив подтверждение, он каким-то порывистым, нервным движением поднялся с дивана, подошел к окну и стал смотреть во двор, засунув руки в глубокие карманы своих просторных цивильных брюк. Так, глядя в окошко, а не на Сиверова, он сообщил, что накануне Лев Валерьянович Григорович был обнаружен убитым в своей квартире. Произошло это, когда агент, осуществлявший за стариком наружное наблюдение, вовремя не вышел на связь. После нескольких безуспешных попыток связаться с агентом и столь же безуспешных звонков самому Льву Валерьяновичу Федор Филиппович выслал по адресу оперативную группу. Во дворе дома, где жил эксперт, оперативники обнаружили машину своего коллеги – неприметный "Москвич" белого цвета. Сам агент, человек бывалый и опытный, сидел внутри, уронив на руль проломленную ударом какого-то тяжелого предмета голову. Он уже успел окоченеть.
Самого Григоровича постигла та же участь: ему проломили затылок, одним молодецким ударом отправив к праотцам. В гостиной, которая служила Льву Валерьяновичу заодно и кабинетом, все было перевернуто вверх дном; не желая расширять круг посвященных в тайну письма, Федор Филиппович лично выехал на место происшествия и тщательнейшим образом осмотрел квартиру покойного графолога. Злополучный документ как в воду канул. Собственно, ничего иного генерал и не ожидал.
50 
