На всякий случай он еще раз заглянул в свою шпаргалку и перевел взгляд на замки. Его затопила волна облегчения: так и есть! С головой уйдя в свои переживания, он перепутал последнюю цифру — вместо шестерки набрал восьмерку... Ну и почерк у этого Кожаного! Надо бы включить это в счет.
Он исправил свою ошибку, и замки послушно открылись со щелчком, показавшимся ему громким, как пистолетный выстрел.
Документы были на месте — тощая синяя папка, всего-навсего семь страниц машинописного текста.
«А дело-то и вправду плевое», — подумал Сапог, снимая чехол с миниатюрного фотоаппарата, которым снабдил Кожаный. Фотоаппарат был шпионский, прямо как в кино, и на минуту Сапог ощутил себя самым настоящим Джеймсом Бондом. Поймав себя на этой мысли, он тряхнул головой, отгоняя все лишнее, и принялся щелкать затвором камеры, аккуратно переворачивая страницы.
Закончив съемку, он привел содержимое кейса в первозданный вид, без стука опустил крышку и запер замки. Их и крышку он на всякий случай протер специально прихваченным для этой цели носовым платком и успел запереть за собой дверь ровно за минуту до того, как на лестнице раздались нетвердые шаги возвращавшегося на боевой пост Гумпома.
Глава 2
Аэропорт представляется воротами в небо только наиболее романтически настроенным пассажирам, да и то в основном тем, которые летают раз в десять лет и для которых каждый полет — событие, достойное войти в анналы. То есть аэропорт, конечно же, на самом деле является воротами в небо, ибо таково его прямое назначение, но в наше прагматичное время мало кто воспринимает его подобным образом. Для большинства пассажиров это прежде всего вокзал, под крышей которого им приходится провести некоторое время в ожидании рейса. Аэропорт — это всегда нервотрепка, увеличивающаяся прямо пропорционально расстоянию, на которое вы летите. Для оптимиста аэропорт — первый шаг к тому, чтобы взглянуть на землю с высоты птичьего полета, но оптимистов в наше время почти не осталось. Для пессимиста же это стеклянное здание исполнено угроз и неприятностей: здесь полным-полно красавиц в форме, которым глубоко наплевать на все, и в первую очередь на вас, строгих таможенников, ненужных, на взгляд пессимиста, правил и ограничений, старых самолетов, пережаренных цыплят, милиционеров и вообще посторонних людей; в перспективе же пессимисту видится малопривлекательная возможность сверзиться с неба прямиком на твердую негостеприимную землю, пережив перед этим, правда, самые острые ощущения в жизни, без которых нормальный человек вполне способен обойтись.
Впрочем, большинство пассажиров не придерживается ни одной из этих крайних точек зрения. Для них полет — необходимость. Это довольно скучно, весьма утомительно и очень дорого, но зато быстро.
Что же касается красавиц в форменной одежде, строгих таможенников и милиционеров, то для них аэропорт — просто место работы, и не более того. Все они — узкие специалисты, и на взлетающие и заходящие на посадку самолеты обращают внимание не больше, чем служащий какой-нибудь городской конторы на громыхающие за окном трамваи.
При взгляде под определенным углом аэропорт напоминает средних размеров завод, своеобразный конвейер, на котором пестрая разношерстная толпа мужчин, женщин и детей превращается в упорядоченный пассажиропоток. Сходство с конвейером впервые становится заметным у билетных касс и усиливается возле стоек регистрации и пунктов таможенного контроля.
Здесь счастливый обладатель билета внезапно обнаруживает, что стал неотъемлемой частью сложного технологического процесса: его разглядывают, просвечивают, прозванивают, подвергают сомнению, а порой и довольно унизительному ощупыванию, и только после этого, в достаточной мере униженный и обезличенный, он получает возможность вместе с другими прошедшими технический контроль деталями занять место на временном складе полуфабрикатов, который на варварском жаргоне аэропортовских служащих называется накопителем.., хорошо, что не отстойником.
— Очень остроумно, — сказал Игорь Ладогин, когда пауза в монологе Костырева затянулась и стало ясно, что от него ждут реплики. — Очень остроумно, — повторил он, не сумев при этом сдержать зевок, так что фраза прозвучала неотчетлив.
Костырев проработал в аэропорту месяц и полагал, что изучил здешнюю жизнь до тонкостей. Теперь, похоже, решил поделиться наблюдениями с напарником.