— Вот черт, — сказал он, — забыл руки помыть.
— Где это тебя угораздило? — спросил Подберезский, глядя на него сквозь рюмку прищуренным глазом. — Опять морды бил?
— Да ну, — пряча руку под стол, пробормотал Комбат. — Было бы о чем говорить.
— Так уж и не о чем? — еще сильнее щурясь, спросил Подберезский. — Ну не томи, командир. Ты же видишь, человек в расстроенных чувствах, его развлечь надо, а тебе лень языком лишний раз шевельнуть.
Комбат тяжело вздохнул и поведал ему о недавнем происшествии.
— Елки-палки, — оживился Подберезский. — Слушай, айда посмотрим: может, они еще там? Так хочется кому-нибудь холку намять, что просто сил нет терпеть.
— А на Колыму тебе не хочется? — спросил Комбат. — Сиди уж рыцарь, лишенный наследства.
— Обижаешь, — сказал Подберезский. — Мое наследство всегда при мне А вообще-то, конечно... Может, тебе лучше на время того., исчезнуть?
— Угу, — кивнул Комбат. — Вырою землянку в парке, а ты мне по ночам будешь жратву таскать... колбасу вот твою захвачу с собой на первое время...
— Смейся, смейся, — качая головой, проворчал Подберезский. — А только как бы они тебя не вычислили.
— Да как они могут меня вычислить, голова твоя еловая? — спросил Рублев. — Они же меня, наверное, толком и не разглядели.
— Ох, не знаю, — со вздохом сказал Подберезский. — По-моему, они, когда захотят, все могут.
Комбат открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут в комнате опять задребезжал телефон.
— Ну вот, — вставая, обронил он, — уже вычислили.
— Тьфу на тебя, — сказал Подберезский, отставляя рюмку и приподнимаясь со стула.
Комбат толкнул его в плечо, усаживая на место, и вышел. Подберезский сел, мрачно думая о том, что тем, кто придет арестовывать Комбата, придется иметь дело не с одним, а с двумя десантниками, что делает шансы на успех наступательной стороны весьма сомнительными. «Что за черт, — подумал он, закуривая и ища глазами пепельницу, которую Комбат вечно прятал в самые неожиданные места, чтобы не мозолила глаза, — и почему некоторые люди могут жить спокойно, а некоторые — нет? Вечно со мной происходит всякая ерунда. А про Комбата и вовсе говорить нечего. Он неприятности притягивает, как громоотвод.»
Тем временем Борис Иванович вернулся, неся в руке телефонный аппарат на длинном проводе. Он кивнул Андрею, показывая, что все в порядке, сел и поставил телефон на край стола.
— Бурлак, — шепнул он, прикрыв трубку ладонью.
Подберезский успокоился и даже обрадовался. Он уже успел основательно соскучиться по Грише Бурлакову, безвылазно сидевшему в Сибири и лишь изредка дававшему о себе знать телефонными звонками и передаваемыми с оказией огромными баулами, набитыми всевозможной снедью.
— Что делаем? — говорил между тем Комбат. — Да вот сидим с Андрюхой, водку пьем... Ага, тут. Привет тебе, — сказал он, поворачиваясь к Андрею.
— Ему тоже, — сказал Подберезский.
— Тебе тоже, — повторил Комбат в трубку. — Что?
По какому случаю пьем? А с горя. Ага. У Андрюхи баба квартиру обчистила. Какая баба? Курносенькая такая.
Анечка или Танечка.., черт, никак не запомню.
— Аллочка, — поморщившись, сказал Подберезский.
— Андрюха говорит — Аллочка, — передал Комбат. — Он ко мне ночевать приехал, потому что у него кровать свистнули.
Трубка стала издавать квакающие звуки, хорошо слышные даже с того места, на котором сидел Андрей.
— Чего он там? — спросил Подберезский.
— Ржет, — коротко ответил Комбат.
— Скотина, — обиделся Подберезский.
Закончив смеяться, Бурлаков посвятил Комбата в свои планы. У него выдалась свободная неделя, и он намеревался провести ее в Москве, в компании друзей и бывших сослуживцев. Эта идея привела Комбата в бурный восторг.
— О, — сказал он. — Впервые за последнюю неделю слышу что-то приятное. Только ты сильно не нагружайся, а то поезд с места не стронется.
— А я не поездом, — сказал Бурлаков. — Я самолетом. По железной дороге пока доедешь, так уже и возвращаться пора, — Тем более, — сказал Борис Иванович. — Не хватало еще, чтобы из-за твоих баулов самолет упал. Когда тебя ждать?
— Билет у меня на пятницу, — ответил Бурлаков, — но Аэрофлот, как известно, дело тонкое. Погода у нас пошаливает, так что определенно ответить не могу.
— Погода, — проворчал Комбат. — Интересно получается: бомбардировщики, скажем, могут летать в любую погоду, а гражданская авиация, чуть что, сразу в кусты. Почему так, ты не знаешь?