— Больно? — с издевательским сочувствием спросил он.
— Да не так чтобы очень, — неожиданно ясным голосом ответил Комбат.
Сизый еще не успел ничего понять, а Комбат уже обрушился на его промежность скованными руками.
Сизому показалось, что у него в джинсах со страшным беззвучным грохотом разорвалась осколочная граната, а в следующую секунду почувствовал сокрушительный удар в переносицу и спиной налетел на Пономаря.
Пономарь сделал шаг назад, пытаясь увернуться, но позади оказалась закрытая дверь, и он коротко заорал от нестерпимой боли, когда голова Сизого, показавшаяся ему тяжелой и твердой, как чугунная болванка, протаранила его многострадальную грудную клетку. Пистолет он не выпустил, но теперь от него было мало проку, потому что все тело Пономаря, казалось, превратилось в сплошной комок ужасной боли, и управлять этим комком было превыше его сил.
Шатаясь, он встал с колен и, держась за поврежденный бок, попытался поднять пистолет.
— Экий ты упрямец, — с упреком сказал Комбат и вполсилы ударил его в челюсть. Пономарь молча обрушился в угол, выронив пистолет, и затих там, мучительно пытаясь сообразить, жив он или уже умер.
— Так, — деловито сказал Комбат, поворачиваясь к Сизому, который уже подобрал под себя конечности и даже успел подняться на четвереньки. — Теперь ты.
— Ммм, — промычал Сизый, отрицательно мотая головой, отчего по всей прихожей разлетелись густые красные капли.
— Ты уверен? — спросил Комбат.
— Мммм!.. — ответил Сизый, кивая головой. Кивок получился вялым, но он все равно потерял равновесие и со стуком воткнулся лбом в линолеум.
— Пол не проломи, — предупредил Борис Иванович.
Он наклонился, чтобы отобрать у Сизого ключ от наручников, и в этот момент подкравшийся сзади Мешок, про которого он совсем забыл, ткнул его в шею электрошокером.
Комбат бревном рухнул на пол. Придавленный Сизый коротко вякнул и с помощью Мешка выбрался из-под тяжелого бесчувственного тела. Посмотрев на Сизого, Мешок содрогнулся.
— Мать твою, — сказал он. — Он же тебе переносицу сломал!
— Сам знаю, что он мне сломал, — зло огрызнулся Сизый, с трудом поднимаясь на ноги и для верности придерживаясь за стену. — С-с-сука!
Он несильно пнул лежавшего на полу Комбата, сам при этом едва не упав. Голова у него кружилась, перед глазами плыло, а от боевого пыла не осталось и следа.
Сизый подозревал, что, помимо перелома носа, он заимел расчудесное сотрясение мозга.
— Ну что, метельщики, — проскрипел из своего угла Пономарь, — отметелили козла?
Полученный удар в челюсть замечательным образом прочистил ему мозги, и теперь он с предельной ясностью понимал, что, поддавшись на уговоры приятелей, попал в крупную передрягу. Несанкционированное вооруженное нападение, применение спецсредств — все это грозило служебным расследованием, результаты которого не взялся бы предсказать никто. Хорошо, если дело удастся спустить на тормозах, но вот если угодишь под раздачу... Времена нынче сложные, и кто-нибудь из начальства запросто может отдать всех троих на растерзание, чтобы поставить очередную галочку в отчете: вот, мол, как беспощадно мы боремся за чистоту наших рядов. А тогда им вряд ли удастся отделаться простым увольнением из органов. А каково органавтам живется в зоне — общеизвестно. Тяжело им там живется. Тяжело и коротко...
И потом, что они доказали? Этот старый козел, которого они собирались отметелить, уложил всех троих голыми руками.., скованными руками, если быть точным. То, что сейчас он лежит мордой в пол, ничего не меняет: ткнуть человека шокером может любой дурак, и это совсем не то, что называется «преподать урок».
Урок был преподан не ему, а им самим, причем урок тяжелый и болезненный.
Тем временем Мешок, опять пострадавший меньше всех, без особенного энтузиазма обрабатывал лежавшего на полу Комбата ногами.
— Уймись, придурок, — с трудом садясь и морщась от боли, сказал ему Пономарь. — Он же ничего не чувствует. Только зря упаришься.
— Козел, — размазывая по лицу сочившуюся из носа кровь, невнятно пробормотал Сизый. Голос его звучал гнусаво, а глаза страшновато косили. — Вот козел вонючий." Пошли отсюда на хер, мужики. Мне в больницу надо...
— Я тебе пойду, — сказал Пономарь. Стараясь не стонать, он дотянулся до пистолета и медленно встал. — Нам отсюда прямая дорога за проволоку.
— А все ты, — вдруг истерично заявил Мешок, до которого, похоже, наконец дошло, что они влипли. — ФСБ, ФСБ! Кто тебя за язык тянул?