— Малышка, — зашептал он в трубку. — Я люблю тебя, Натали…
— И я люблю тебя, мой драгоценный, — прозвучала из трубки трель, воспроизводимая дрожащим фальцетом. — Только боюсь, что мой муж начал обо всем догадываться…
Коннор выпрямил спину.
— Тревис? Это ты, Трев?
Из трубки послышался глубокий мужской смех.
— Знаю, что ты разочарован, но, к сожалению, это я. Доброе утро.
На губах Коннора появилась слабая улыбка.
— Доброе утро? — Коннор глянул на часы и свистнул. — О, я сражен, Тревис. Сейчас только семь утра в ваших краях. А я думал, что вы, ленивые западники, только выползаете из постели, когда мы, труженики востока, уже идем обедать.
— Я говорил ему то же самое, — послышался другой — ленивый и грубый — мужской голос из трубки.
Улыбка расплылась по лицу Коннора.
— Слейд?
— Он самый, — ответил Слейд Уорнер.
— Черт, не могу поверить! Как это вы, ребята, оказались вместе? Воссоединение на Малибу? Или вы оба в Бостоне?
— Я в Бостоне, — сказал Слейд.
— А я на Малибу, — сказал Тревис. — И этот тройной телефонный звонок — чудо современной техники.
— И могу поклясться, что это первый в истории тройной телефонный звонок, — сказал Слейд и улыбнулся своей секретарше, которая подала ему кофе. — Спасибо, милая.
— Только не надо называть меня «милая», братец, а то мне придется прыгнуть в самолет, прилететь к тебе и хорошенько отмутузить, как бывало в детстве, — возмутился Тревис, принявший эпитет на свой счет.
— Ух, как страшно. И ты, конечно, будешь не один?
— А ты как думал! Я и Кон. — Тревис усмехнулся. — Только тебе придется подождать, пока солнце покажется на горизонте, потому что мои мозги в такую рань совсем не варят.
Братья от души расхохотались. И Коннору показалось, что этот смех разнесся на тысячи миль, добрался до него и заключил в теплые братские объятия.
Как легко они всегда попадали под настроения детства! Стоило двоим из них оказаться в одной комнате — или на одной телефонной линии — и память о детстве, со всеми ее маленькими битвами, ссорами, шутками и играми — затапливала их. А стоило им троим встретиться — и годы исчезали бесследно. Они снова становились детьми и перебрасывались шутками на тягучем, ленивом техасском диалекте своего детства.
Наконец Тревис прочистил горло.
— Ладно, братцы, хорош ржать, — сказал он со вздохом. — Мне до ужаса не хочется прерывать ваше веселье, и я с радостью послал бы к черту тему, заставившую меня позвонить, но пора вернуться к суровой реальности. Все получили приглашения?
— Увы, — сказал Коннор.
— В недобрый час, едва я продрал глаза и… — кисло сказал Слейд.
— И жестокий курьер оторвал тебя от дела? — Тревис рассмеялся.
— Ладно, ладно. Разве человек не может быть занят важным делом в шесть утра? — невинным тоном пробурчал Слейд.
— Да, тяжелая у тебя жизнь, брат, — продолжал подкалывать его Тревис.
— Тяжелая… Мог бы посочувствовать, малыш.
От Кона я сочувствия и не жду. Он давно потерял свою свободу. — Голос Слейда смягчился. — Кстати, как поживает наша малышка? Надеюсь, ты продолжаешь быть хорошим мальчиком и не обижаешь ее? Или она наконец научилась пользоваться своей милой головкой и готова променять тебя на меня?
Улыбка сползла с лица Коннора.
— У нее все в порядке, — натянуто проговорил он.
На другом конце трубки повисла тишина.
— Кон, а ты в порядке? — спросил Слейд.
— Эй, Кон, как ты? — последовал за ним голос Тревиса.
— Я в порядке.
— Ты уверен?
— Слушайте, мальчики, вы можете валять дурака хоть целый день, а мне нужно работать, — еще более натянуто проговорил Коннор.
Со стороны обеих побережий послышалось легкое покашливание.
— Ладно, — сказал Тревис. — Давайте вернемся к делу. Что ты собираешься делать по поводу боевого построения, которое старик назначил на середину месяца?
— Послать его подальше, — ответил Коннор. — У меня их без этого полно…
— Дел, — помог ему закончить Тревис. — Это я уже слышал. И, поверь, мне так же хочется идти на эту репетицию «Короля Лира», как и вам обоим. Но…
— Эй, какой еще «Король Лир»? — удивился Слейд.
— Отдохни, Слейд. Ты знаешь, о чем я. Джонас начинает подозревать, что он не бессмертен.
Слейд усмехнулся.
— Насколько я его знаю, наш родитель твердо намерен прокоптить до сотки.
— А я вот что подозреваю, ребята: старик решил, что настало время делить королевство.