«Или глоток коньячку».
— Или глоток коньячку, — сказал Джонас, встал и подошел к комоду. Открыл дверцу и достал бутылку и четыре стакана. — Ну как, мои мальчики уже подросли для этого?
— Вполне, — ответил Тревис. — Но думаю; ты знаешь, что Кон с удовольствием глотнул бы эля, Слейд предпочел бы пиво, а я с радостью подпишусь на стаканчик красного вина.
Джонас щелкнул языком.
— Да, некоторые вещи не меняются.
— Что правда, то правда, — сказал Коннор.
Джонас поднял на него белые кусты бровей.
— А ты, мой мальчик, что-то вспыльчив сегодня. Подозреваю, что твоя красавица-женушка играет у тебя на нервах. Тяжкие времена?
— Нет, — холодно ответил Коннор.
— Ну да, рассказывай. Температура в самолете вряд ли была выше нуля.
— Ты ошибаешься, отец.
Джонас помедитировал, уставившись на кончик своей сигары.
— Я никогда не ошибаюсь.
— Тебе так только кажется.
— Я это знаю. Разве я не говорил тебе, что эта девочка сделает тебя несчастным?
— Говорил. Тысячу раз. Но ты ошибался. И я буду признателен, если ты запомнишь, что эта девочка — моя жена, и зовут ее Натали.
— Я помню, как ее зовут, — мягко проговорил Джонас.
— Поэтому прошу называть ее по имени.
— Кон, — тихо сказал Тревис, в его голосе слышалось предупреждение. — Отец… давай успокоимся. Попробуем на этот раз продержаться без ссор, ладно?
— Я тоже надеялся на это, когда приглашал вас, — резко сказал Джонас и поднес бутылку коньяка к стаканам. — Ну как, да или нет? Что ж, если вы, мальчики, предпочитаете пить мочу, не стану упрашивать. В баре полно ваших любимых напитков.
Это был вызов. Коннор знал это. И его братья тоже знали.
— Я не против опрокинуть стаканчик коньяку, — сказал он, вызывая в уме образ холодного эля. — Почему бы и нет?
Тревис и Слейд посмотрели на него так, будто с радостью удушили бы, только дай им шанс, и уныло закивали головами.
Джонас налил в стаканы коньяк, капнул сверху воды и поднял свой стакан.
— За династию Уорнеров! За моих сыновей, которым принадлежит будущее!
Братья застыли со стаканами на полпути ко ртам. Что за странные сантименты? Они переглянулись.
— Ты что… болен? — осторожно спросил Тревис отца.
Джонас фыркнул.
— Я здоров как бык, мой мальчик.
— Что ж, в таком случае… Рад за тебя, отец.
Уверен, что Коннор и Слейд разделяют мою радость.
— Не думай, что я в это поверю.
Коннор посмотрел на братьев, и они пожали плечами.
— Извини, отец? — переспросил он.
— За что, мальчик? — Джонас запыхтел сигарой. — Насколько я знаю, ты ничего не сделал, чтобы просить извинения. Пока, по крайней мере.
— Я только хотел переспросить, потому что не понял, что ты сказал, отец. О твоем будущем, которое принадлежит нам.
— Я не сказал, что вам принадлежит мое будущее. Я сказал, что вам принадлежит будущее.
Человек всю жизнь рвет задницу не для того, чтобы унести все нажитое с собой в могилу.
— Пап, тебе еще далеко до могилы, — протянул Слейд.
— Я тебе не «пап». К тому же не ври. Мне завтра исполнится восемьдесят пять. Как ты думаешь, сколько я еще протяну? — Джонас залпом опрокинул остаток своего коньяка, поставил стакан и утопил в нем окурок сигары. — Дело вот в чем, мальчики, в моих компаниях:
«Уорнер ойл», «Уорнер майнинг», и все остальное. Подумайте над тем, чтобы стать их хозяевами.
— Отец, нам не нужно ни пенни от тебя. Постарайся не забывать об этом, — сказал Коннор с улыбкой.
Джонас рассмеялся.
— Прешь против меня, мальчик? Что ж, неплохо. Может, ты не научился еще курить сигары и справляться с женой, но…
Коннор вскочил на ноги.
— Ты опять за старое?
— Кон, успокойся, — тихо сказал Слейд.
— Какого черта я должен успокаиваться? Я хочу знать, что он имеет в виду… — Не надрывайся так, мальчик мой. Любой дурак мог бы сказать, что та девочка — прости — твоя Натали будет счастлива скорее в компании гремучей змеи, чем с тобой.
Коннор сверкнул на отца глазами.
— Может, она наконец выяснила, что в моих жилах течет твоя кровь! — отрезал он и вышел из комнаты.
Слейд и Тревис нашли его там, где и предполагали найти, — на сеновале, где они собирались, когда были мальчишками.
— Бог ты мой, — сказал Слейд, погружаясь в сено рядом с Коннором. — Не верится, что мы просто обожали это место.
— Мы были детьми, а дети большим умом не отличаются, — усмехнулся Тревис.