– Вот они.
Приезжий из Лукки в знак восхищения молитвенно сложил руки.
– Вы венчались с Оливой Корсинари в церкви Святого Павла в Монте-Каттини; вот удостоверение священника.
– Да, действительно, вот оно, – сказал майор, с удивлением разглядывая бумагу.
– А вот свидетельство о крещении Андреа Кавальканти, выданное священником в Саравецце.
– Все в порядке, – сказал майор.
– В таком случае возьмите эти бумаги, мне они не нужны; передайте их вашему сыну, у него они будут в сохранности.
– Еще бы!.. Если бы он их потерял…
– Да? Если бы он их потерял? – спросил Монте-Кристо.
– Ну, пришлось бы писать туда, – сказал приезжий из Лукки, – и очень долго доставать новые.
– Да, это было бы трудно, – сказал Монте-Кристо.
– Почти невозможно, – ответил приезжий из Лукки.
– Я очень рад, что вы понимаете ценность этих документов.
– Я считаю, что они просто неоценимы.
– Теперь, – сказал Монте-Кристо, – что касается матери молодого человека…
– Что касается матери молодого человека… – с беспокойством повторил майор.
– Что касается маркизы Корсинари…
– Боже мой! – сказал приезжий из Лукки, под ногами которого вырастали все новые препятствия, – неужели она может понадобиться?
– Нет, – сказал Монте-Кристо. – Впрочем, ведь она…
– Да, да… она…
– Отдала дань природе…
– Увы, да, – подхватил приезжий из Лукки.
– Я это знал, – продолжал Монте-Кристо, – уже десять лет, как она умерла.
– И я все еще оплакиваю ее смерть, – сказал приезжий из Лукки, вытаскивая из кармана клетчатый платок и вытирая сначала левый глаз, а затем правый.
– Что поделаешь, – сказал Монте-Кристо, – все мы смертны. Теперь вы понимаете, дорогой господин Кавальканти, что во Франции не к чему говорить о том, что вы были пятнадцать лет в разлуке с сыном. Все эти истории с цыганами, которые крадут детей, у нас не в моде. Он у вас воспитывался в провинциальном коллеже, а теперь вы желаете, чтобы он завершил свое образование в парижском свете. Поэтому вы и покинули Виа-Реджо, где вы жили после смерти вашей жены. Этого будет вполне достаточно.
– Вы так полагаете?
– Конечно.
– Тогда все прекрасно.
– Если бы откуда-нибудь возникли слухи об этой разлуке…
– Что же я тогда скажу?
– Что вероломный воспитатель, продавшийся врагам вашей семьи…
– То есть этим Корсинари?
– Конечно… похитил ребенка, чтобы ваш род угас.
– Правильно, ведь он единственный сын.
– А теперь, когда мы обо всем сговорились, когда вы освежили ваши воспоминания и они уже вас не подведут, вы, надеюсь, догадываетесь, что я приготовил вам сюрприз?
– Приятный? – спросил приезжий из Лукки.
– Я вижу, – сказал Монте-Кристо, – что нельзя обмануть глаз и сердце отца.
– Гм! – пробормотал майор.
– Кто-нибудь уже проговорился вам или, вернее, вы догадались, что он здесь?
– Кто здесь?
– Ваше дитя, ваш сын, ваш Андреа.
– Я догадался, – ответил приезжий из Лукки с полным хладнокровием. – Так он здесь?
– Здесь, рядом, – сказал Монте-Кристо, – когда мой камердинер приходил сюда, он доложил мне о нем.
– Превосходно! Превосходно! – сказал майор, расправляя при каждом возгласе петлицы своей венгерки.
– Дорогой господин Кавальканти, – сказал Монте-Кристо, – ваше волнение мне понятно. Надо дать вам время прийти в себя; кроме того, я хотел бы приготовить к этой счастливой встрече и молодого человека, который, я полагаю, обуреваем таким же нетерпением, как и вы.
– Не сомневаюсь, – сказал Кавальканти.
– Ну так вот, через каких-нибудь четверть часа мы предстанем перед вами.
– Так вы приведете его ко мне? Вы так добры, что хотите сами мне его представить?
– Нет, я не хочу становиться между отцом и сыном; но не беспокойтесь: даже если бы голос крови безмолвствовал, вы не сможете ошибиться: он войдет в эту дверь. Это красивый молодой человек, белокурый, пожалуй, даже слишком белокурый, с приятными манерами; впрочем, вы сами увидите.
– Кстати, – сказал майор, – я, знаете ли, взял с собой только две тысячи франков, которые я получил через посредство добрейшего аббата Бузони. Часть из них я потратил на дорогу, и…
– И вам нужны деньги… это вполне естественно, дорогой господин Кавальканти. Вот вам для ровного счета восемь тысячефранковых билетов.
Глаза майора засверкали, как карбункулы.
– Значит, за мной еще сорок тысяч франков, – сказал Монте-Кристо.