Пеппино сделал вид, что не слышит; и, не повернув даже головы, продолжал есть с той же невозмутимой медлительностью.
Данглару казалось, что его желудок бездонен, как бочка Данаид; не верилось, что он когда-нибудь может наполниться.
Однако он терпел еще полчаса; но надо признать, что эти полчаса показались ему вечностью.
Наконец он встал и снова подошел к двери.
– Послушайте, сударь, – сказал он, – не томите меня дольше и скажите мне сразу, чего от меня хотят.
– Помилуйте, ваше сиятельство, это вы скажите, что вам от нас угодно? Прикажите, и мы исполним.
– В таком случае прежде откройте мне дверь.
Пеппино открыл дверь.
– Я хочу есть, черт возьми! – сказал Данглар.
– Вы голодны?
– Вы это и так знаете.
– Что угодно скушать вашему сиятельству?
– Кусок черствого хлеба, раз цыплята так непомерно дороги в этом проклятом погребе.
– Хлеба? Извольте! – сказал Пеппино. – Эй, хлеба! – крикнул он.
Юноша принес маленький хлебец.
– Пожалуйста! – сказал Пеппино.
– Сколько? – спросил Данглар.
– Четыре тысячи девятьсот девяносто восемь луидоров. Вы уже заплатили вперед два луидора.
– Как! За один хлебец сто тысяч франков?
– Сто тысяч франков, – ответил Пеппино.
– Но ведь сто тысяч франков стоит цыпленок!
– У нас нет прейскуранта, у нас на все одна цена. Мало вы съедите или много, закажете десять блюд или одно – цена не меняется.
– Вы опять шутите! Это нелепо, это просто глупо! Лучше скажите сразу, что вы хотите уморить меня голодом, и дело с концом.
– Да нет же, ваше сиятельство, это вы хотите уморить себя голодом. Заплатите и кушайте.
– Чем я заплачу, скотина? – воскликнул вне себя Данглар. – Ты, кажется, воображаешь, что я таскаю сто тысяч франков с собой в кармане?
– У вас в кармане пять миллионов пятьдесят тысяч франков, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, – это составит пятьдесят цыплят по сто тысяч франков штука и полцыпленка за пятьдесят тысяч франков.
Данглар задрожал, повязка упала с его глаз; это, конечно, была шутка, но теперь он ее понял.
Надо, впрочем, сказать, что теперь он не находил ее такой уж плоской, как раньше.
– Послушайте, – сказал он, – если я вам дам эти сто тысяч франков, будем ли мы с вами в расчете? Смогу я спокойно поесть?
– Разумеется, – заявил Пеппино.
– Но как я вам их дам? – спросил Данглар, облегченно вздыхая.
– Ничего нет проще; у вас текущий счет в банкирском доме Томсон и Френч, на Банковской улице в Риме; дайте мне чек на их банк на четыре тысячи девятьсот девяносто восемь луидоров; ваш банкир его примет.
Данглар хотел по крайней мере сохранить видимость доброй воли; он взял перо и бумагу, которые ему подал Пеппино, написал записку и подписался.
– Вот вам чек на предъявителя, – сказал он.
– А вот вам цыпленок.
Данглар со вздохом разрезал птицу; она казалась ему очень постной по сравнению с такой жирной суммой.
Что касается Пеппино, то он внимательно прочитал бумажку, опустил ее в карман и снова принялся за турецкий горох.
XIX. Прощение
На следующий день Данглар снова почувствовал голод; воздух в этой пещере как нельзя более возбуждал аппетит; пленник думал, что в этот день ему не придется тратиться: как человек бережливый, он припрятал половину цыпленка и кусок хлеба в углу своей кельи.
Но не успел он поесть, как ему захотелось пить; он совершенно не принял этого в расчет.
Он боролся с жаждой до тех пор, пока не почувствовал, как его иссохший язык прилипает к нёбу.
Тогда, не в силах больше противиться сжигавшему его огню, он позвал.
Часовой отпер дверь; лицо его было незнакомо узнику.
Данглар решил, что лучше иметь дело со старым знакомым. Он стал звать Пеппино.
– Я здесь, ваше сиятельство, – сказал разбойник, явившись с такой поспешностью, что Данглару это показалось хорошим предзнаменованием, – что вам угодно?
– Пить, – сказал пленник.
– Вашему сиятельству должно быть известно, – заявил Пеппино, – что вино в окрестностях Рима неимоверно дорого.
– В таком случае дайте мне воды, – отвечал Данглар, пытаясь отразить удар.
– Ах, ваше сиятельство, вода еще большая редкость, чем вино: сейчас такая ужасная засуха!
– Я вижу, все начинается сызнова! – сказал Данглар.
И он улыбался, делая вид, что шутит, хотя на висках его выступил пот.
– Послушайте, мой друг, – сказал он, видя, что Пеппино все так же невозмутим, – я прошу у вас стакан вина; неужели вы мне в нем откажете?