Поскольку этот орган находится в состоянии абсолютного покоя, девушка, чтобы вывести его в рабочее положение, погружает его в свой рот, чем ты немедленно пользуешься, ибо после ширки тебе непреодолимо хочется ссать, а лучшего писсуара, чем ротовое отверстие Вики Самореззз тебе не найти, да и сей акт, на твой взгляд, не поспособствует увеличению твоей привлекательности.
К твоему изумлению, девушка с готовностью начинает глотать жидкость, стараясь не проронить ни капли, что у нее достаточно плохо получается и под ней, на паркетном полу, скапливается изрядная лужа, которая проделала длинный путь по костлявым телесам Вики Самореззз.
Завершив поглощать мочу, Вика Самореззз мотивирует свои действия тем, что с мочой выделяется непереработанный организмом винт, а она чувствует, что ей пора бы добавить.
Самым нахальным тоном, на который ты способен, ты заявляешь, что винта ты ей не дашь, потому что тебе его жалко тратить на такую глупиздь, как Вика Самореззз.
В ответ на эти оскорбления, девушка кротко улыбается и заявляет, что она все знает и все понимает, и это понимание заключается в том, что она разглядела в экране телевизора и истрактовала следующим образом: она тебя любит и ты ее тоже любишь, причем она об этом знает, а ты об этом даже не догадываешься, а если и догадываешься, то ты так дорожишь своей неприкаянностью, что не принимаешь во внимание явные подсознательные импульсы, которые говорят тебе то же самое; поэтому, несмотря на все твои выебоны, хамство и похуизм, она продолжает тебя любить и согласна терпеть от тебя вышеозначенные выебоны, хамство и похуизм до тех пор, пока до тебя не дойдет окончательно вся прелесть ваших отношений, как двух любящих сердец.
Думая, что девица полностью съехала крышей, ты, призывая телевизор во свидетели, требуешь провести контрольное испытание, которое должно заключаться в передавании на экран зримых образов подсознательных веяний.
Получив полное согласие и одобрение, ты и Вика Самореззз отправляетесь в комнату, где все еще светится пустой телевизор и устраиваетесь перед ним, каждый пытаясь выплеснуть в него свои самые потаенные мысли.
Первое время ничего не происходит, но в какой-то миг все меняется, и вы видите, причем непонятно, видит это каждый из вас, или у каждого своя картинка, некое изображение.
Перед твоим взором ебутся двое, причем активный, естественно мужеского пола, с которым ты немедленно отождествляешь себя, отрывает от ебомой им сущности куски и запихивает их в рот, смачно чавкая и получая при этом и физическое и гастрономическое удовольствия.
Вика Самореззз самодовольно хихикает, подмигивает тебе и выдает, что увиденное является самым прямым доказательством ее слов и теперь она ради тебя готова на все, что она теперь будет покорной, как рабыня, и будет исполнять любые твои прихоти.
Ты прикидываешь, что неплохо некоторое время иметь настоящую рабыню, которая, хотя и страшна на харю, будет выполнять все твои приказания.
Почесав в затылке, ты повелеваешь привести к тебе шестнадцатилетнюю целку и заставить ее отдаться.
С мазохистской радостью Вика Самореззз бежит к телефону и набирает какой-то номер, пока она разговаривает к кем-то непроснувшимся, твой взгляд случайно касается телевизора и ты видишь на экране свою ухмыляющуюся рожу, которая внезапно морщит нос и показывает тебе язык.
И ты воспринимаешь это как знак, что ты обманул сам себя…
В МЕНТАХ.
Ну, кого из нас, хотя бы раз в жизни не стремали?
Торчков же стремают вообще все, кому не лень. Предки, менты, аптекари, соседи, просто прохожие на улице могут заметить в поведении уширянного что-то странное и стукнуть на него.
Но что делать, винт такая штука…
Вот и Чевеид Снатайко однажды был постреман. Шел он по Великому Джефому Пути и собирал терки. И много набрал таки, полный карман. Большая часть, конечно, полный безмазняк, но несколько кайфовых тоже было. И сгубила его жадность.
Нет, чтобы тихо и спокойно почапать на хазу, терки мыть да заполнять, захотелось ему еще.
«Ну, – Думает Чевеид Снатайко, – Посещу еще одну полукаличную, и хорош.»
Дошел он до поликлиники, погрузился в контейнер. Стал талоны перебирать. И попался ему сорокакубовый баян. Вообше, в винтовом деле, соракакубовка вещь неприменяемая, но Чевеид Снатайко взял. Ради экзотики.
А там и терки попадаться стали. И только Чевеид Снатайко хотел новую пачечку бумаг на карман поставить, его взяли за жопу.