Далеко в лесу что-то бухнуло, отдалось эхом – саперы-смертники начали рабочий день. Бессмыслица, бессмыслица… Снова бухнуло, застучал пулемет, стучал долго, потом стих. Стало совсем светло, день выдавался ясный, небо было без туч, равномерно-белое, как светящееся молоко. Бетон на шоссе блестел от росы, а вокруг танка росы не было – от брони шло нездоровое тепло.
Потом из-за кустов, наползших на дорогу, появились Зеф и Вепрь, увидели танк и зашагали быстрее. Максим поднялся и пошел навстречу.
– Жив! – сказал Зеф вместо приветствия. – Так я и думал. Баланду твою я, брат, того… не в чем нести. А хлеб принес, лопай.
– Спасибо, – сказал Максим, принимая краюху.
Вепрь стоял, опершись на миноискатель, и смотрел на него.
– Лопай и удирай, – сказал Зеф. – Там, брат, за тобой приехали. По-моему, на доследование тебя хотят…
– Кто? – спросил Максим, перестав жевать.
– Нам не доложился, – сказал Зеф. – Какой-то штымп в орденах с ног до головы. Орал на весь лагерь, почему тебя нет, меня чуть не застрелил… а я, знай, глаза луплю и докладываю: так, мол, и так, погиб на минном поле смертью храбрых…
Он обошел танк вокруг, сказал: «Экая пакость…», сел на обочину и стал свертывать цигарку.
– Странно, – сказал Максим, задумчиво откусывая от краюхи. – На доследование?.. Зачем?
– Может быть, это Фанк? – негромко спросил Вепрь.
– Фанк? Среднего роста, квадратное лицо, кожа шелушится?..
– Какое там, – сказал Зеф. – Здоровенная жердь, весь в прыщах, дурак дураком – Гвардия.
– Это не Фанк, – сказал Максим.
– Может быть, по приказу Фанка? – спросил Вепрь.
Максим пожал плечами и отправил в рот последнюю корку.
– Не знаю, – сказал он. – Раньше я думал, что Фанк имеет какое-то отношение к подполью, а теперь не знаю, что и думать…
– Тогда вам, пожалуй, действительно лучше уехать, – проговорил Вепрь. – Хотя, честно говоря, я не знаю, что хуже – мутанты или этот гвардейский чин…
– Да ладно, пусть едет, – сказал Зеф. – Связным он у тебя работать все равно не станет, а так, по крайней мере, хоть привезет какую-нибудь информацию о Юге… если с него там шкуру не сдерут.
– Вы, конечно, со мной не поедете, – сказал Максим утвердительно.
Вепрь покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Желаю удачи.
– Ракету сбрось, – посоветовал Зеф. – А то взорвешься с нею… И вот что. Впереди у тебя будут две заставы. Ты их проскочишь легко, только не останавливайся. Они повернуты на юг. А вот дальше будет хуже. Радиация ужасная, жрать нечего, мутанты, а еще дальше – пески, безводье.
– Спасибо, – сказал Максим. – До свидания.
Он вспрыгнул на гусеницу, отвалил люк и залез в жаркую полутьму. Он уже положил руки на рычаги, когда вспомнил, что остался еще один вопрос. Он высунулся.
– Слушайте, – сказал он. – А почему истинное назначение башен скрывают от рядовых подпольщиков?
Зеф сморщился и плюнул, а Вепрь грустно ответил:
– Потому что большинство в штабе надеется когда-нибудь захватить власть и использовать башни по-старому, но для других целей.
– Для каких – других? – мрачно спросил Максим.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Зеф, отвернувшись, старательно заклеивал языком цигарку. Потом Максим сказал: «Желаю вам выжить» и вернулся к рычагам. Танк загремел, залязгал, хрустнул гусеницами и покатился вперед.
Вести машину было неудобно. Сиденья для водителя не было, а груда веток и травы, которую Максим набросал ночью, очень быстро расползлась. Обзор был отвратительный, разогнаться как следует не удавалось – на скорости тридцать километров в двигателе начинало что-то греметь и захлебываться, поднималась вонь. Правда, проходимость у этого атомного одра все еще была прекрасная. Дорога или не дорога – ему было все равно, кустов и неглубоких рытвин он не замечал вовсе, поваленные деревья давил в крошку. Молодые деревца, проросшие сквозь рассевшийся бетон, он с легкостью подминал под себя, а через глубокие ямы, наполненные тухлой водой, переползал, словно бы даже фыркая от удовольствия. И курс он держал прекрасно, повернуть его было весьма нелегко.
Шоссе было довольно прямое, в отсеке – грязно и душно, и в конце концов Максим поставил ручной газ, вылез наружу и удобно устроился на краю люка под решетчатым лотком ракеты. Танк пер вперед, словно это и был его настоящий курс, заданный давней программой. Было в нем что-то самодовольное и простоватое, и Максим, любивший машины, даже похлопал его по броне, выражая одобрение.