Хромой служка наклонился и подобрал ее, бросив испуганный взгляд на Урре и на хмурую хозяйку, которая уже спешила к знатным посетителям с подносом; на подносе в такт ее шагам позвякивали полные кружки. Тристан отодвинулся от стола. Все — как обычно, как бывало уже не раз. Урре напьется вдрызг, и его развезет, причем не столько от этого пойла, которое здесь, в горах, именуют вином, сколько от жалости к самому себе. Он начнет сокрушаться о том, что потерял, и ему вовсе не приходит в голову, что он мог бы кое-что и приобрести.
Онсвэй будет внимательно прислушиваться к его бормотанию, разыгрывая из себя вассала. Но как только у Урре кончатся деньги и его родственные связи перестанут доставлять им пропитание и крышу над головой, Онсвэй тут же сбежит.
Пожалуй, пришла нам пора расстаться, подумал Тристан. Толку от них никакого, да и попутчики они не из приятных.
Но трактир покидать еще рановато. Ведь постоялый двор этот расположен на большой дороге, и даже дня, проведенного тут в безделье, хватит, чтобы разжиться полезными сведениями. Кроме того, он уже присмотрел себе двоих товарищей на будущее.
Кошелек у него не такой пухлый, чтобы можно было повертеть золотой монетой перед носом лучника или копейщика и предложить им службу. Потому нужно искать людей наподобие его самого — перекати-поле, готовых поймать удачу за хвост, способных оценить преимущества службы у человека, который жаждет возвыситься.
Чтобы покорить оставшихся без хозяина крестьян, вовсе не обязательно иметь под началом армию. Долине без правителя, с полдюжины опытных, хорошо вооруженных бойцов за спиной — и дело в шляпе.
Его обуяло радостное волнение, как случалось всякий раз, когда он доходил до этого места в своих мысленных рассуждениях. Но он давно научился не выказывать открыто чувств, чем резко отличался от большинства товарищей-наемников, хотя всячески старался затушевать разницу. Он вовсе не был святым, он грабил, распутничал, убивал — но знал меру.
— Пойду спать. — Он поднялся и взял лук. — Дорога была долгая…
Урре его скорее всего не услышал; внимание юноши целиком поглотил приближавшийся поднос с кружками. Онсвэй с отсутствующим видом кивнул — он, как обычно, во все глаза следил за Урре. Однако хозяйка отреагировала немедля:
— Спать, достойный господин? С вас три монеты. Камин в комнате разжечь?
— Да.
Хозяйка кликнула служку. Тот подковылял к Тристану, вытирая грязные руки о черные от копоти лохмотья фартука, обвязанного вокруг талии.
Если помещения в нижнем этаже трактира были довольно просторными, то наверху картина была совершенно иной. Комната, в которую служка привел Тристана, походила скорее на конуру; единственное окошко закрывал ставень, удерживаемый тяжелым засовом. На полу валялись сухие стебли тростника. Прямо на них стояла грубо сколоченная кровать с грудой наваленных постельных принадлежностей. Обещанный камин начисто отсутствовал. Комнатку кое-как обогревала жаровня на ножках, в которой тлело несколько угольков. Стулом возле кривобокого сундука явно пользовались в качестве стола. Служка поставил на него свечу и хотел было уйти, но разглядывавший окно Тристан окликнул его.
— Эй, приятель, в какой осаде вы тут отсиживались? Посмотри, как заржавел засов!
Мальчишка прижался к дверному косяку. У него отвисла челюсть. Выглядит как полоумный, усмехнулся про себя Тристан. Но во взгляде служки, устремленном на окно, было не только слабоумие, — в нем отчетливо читался страх.
— Ляг-г-г-… лягушки, — еле выговорил он. Подняв ладони на уровень груди, он так стиснул пальцы, что костяшки побелели.
Тристану довелось слышать разные прозвища врагов, но вот лягушками их еще никто не называл; и потом, насколько ему известно, до Гиблого Дола они не добрались.
— Лягушки? — переспросил он.
Мальчишка повернул голову так, чтобы не глядеть ни в окно, ни на Тристана. Он явно замышлял бегство. Мужчина легкими, бесшумными шагами пересек узенькую комнатку и взял служку за плечо.
— Что за лягушки такие? — тряхнул он парня.
— Лягушки… те самые… — мальчишка, видно, думал, что Тристан понимает, о чем речь. — Они… они сидят посреди Стоячих Камней… те, что делают зло людям…
Его тонкий голосок стал едва слышен.
— Все знают про Лягушек Гиблого Дола!
Внезапным движением, доказывавшим, что убегать ему не впервой, он вырвался и исчез за дверью. Мужчина не стал его преследовать.