— Почему бы не прихватить с собой и его, — спросил Карн, — или птицу?
— Запертую дверь надо взломать, чтобы войти. Этим типом прежде следует заняться самим.
— У водопада есть пещера, капитан, — заговорил Уолдис, юноша из домочадцев Ингвалда, сопровождавший своего господина в горы, — около входа можно поставить часового, о ней никто и не догадается.
— Хорошо, отведешь его туда, Ингвалд.
— А ты, капитан?
— Я хочу проследить, откуда он ехал. Может быть, из Гнезда… И чем скорее мы узнаем правду, тем лучше.
— Едва ли он из Гнезда, капитан. Если же он все-таки оттуда, то вряд ли ехал прямой дорогой. Теперь мы на запад от горного замка. А этот ехал по тропе от моря. Санту, — обратился он к одному из воинов, помогавших вязать пленника, — съезди туда, смени и пришли сюда Калуфа, он первым увидел лже-сокольника.
Саймон закинул седло на своего коня, добавил мешок с провизией, а сверху уложил в него поддельного сокола. Был ли он из числа этих летучих аппаратов, почти не отличимых от сокола, пока он еще не был уверен, но по крайней мере механическая птица была цела. Он заканчивал укладку, когда прибежал Калуф.
— Ты уверен, что он ехал с запада? — требовательно спросил Саймон.
— Я могу поклясться в этом на камне Энгиса, капитан. Люди-соколы не испытывают особой приязни к морю, хотя и служат иногда матросами у торговцев. Я не знал, что они патрулируют береговые утесы. Он проехал прямо между тех иззубренных скал, что торчат на пути к бухте, которую мы нанесли на карту пять дней назад, и двигался он уверенно, явно зная местность.
Саймон был более чем обеспокоен. Недавно обнаруженная бухта была для них лучиком надежды, через нее можно было установить надлежащую связь с севером. Подходы к ней не были усеяны отмелями и каменными рифами, как обычно на побережье, и Саймон хотел устроить там гавань для легких суденышек, чтобы облегчить дорогу беженцам и снабжение приграничных отрядов. И если о бухте знали враги, в этом следовало удостовериться немедленно.
Покинув поляну с Калуфом и еще одним воином, Саймон снова задумался, мысли его двоились. Он следил за окрестностями, не припуская ничего, что могло бы пригодиться немедленно для защиты и нападения, однако глубже, под этим поверхностным слоем, за мыслями о безопасности, еде, укрытии — словом, в глубине, за сиюминутным — скрывались иные глубокие думы.
Когда-то в тюрьме у него было время исследовать глубины в себе самом. И дорогу он выбрал тогда суровую, заморозившую его душу, что, впрочем, до сих пор его не беспокоило. Жизнь в бараках, воинская дружба — все это было лишь броней, скорлупой, не пропускавшей ничего вглубь.
Ему был знаком страх. Это чувство быстротечное, побуждавшее к действию. В Каре его привело что-то другое, но он справился с собой. Тогда, входя в ворота Петрониуса, он надеялся, что обретет себя, вновь станет цельным человеком. Пока это было не так. Ингвалд говорил о том, что демоны могут владеть человеком, только как быть, если человек сам не владеет собой?
Он был всегда в стороне, наблюдая за жизнью других. Чужак… Его люди прекрасно знали об этом. Быть может, и он сам просто один из разбросанных по этому миру осколков головоломки, куски которой не сходятся… Откуда здесь взяться машинам? Что есть Колдер? Ему казалось, он на пороге открытия, важного не для него одного, для Всех, чье дело он здесь защищает.
А потом сторонний наблюдатель, его второе пытливое «я» сразу исчезло, уступив место капитану летучего отряда, — Саймон заметил дерево, искривленное горными ветрами. На безлистной ветви его, черневшей в вечернем небе, раскачивался мрачный груз.
Он пришпорил коня и остановился у дерева, разглядывая три маленьких тела, раскрытые клювы, остекленевшие глаза, когтистые лапы с алыми путами и крошечными серебряными дисками. Три сокола висели на ветке, ожидая очередного путника на этой тропе.
— Зачем это? — спросил Калуф.
— Предупреждение или еще что-нибудь. — Спешившись, Саймон перебросил поводья спутнику. — Подождите здесь. Если я через некоторое время не вернусь, возвратитесь к Ингвалду и доложите. Меня не разыскивайте, мы не можем позволить себе терять людей безо всякой пользы.
Оба запротестовали, но Саймон резко приказал им оставаться и углубился в кусты. Там явно кто-то успел побывать, ветви были изломаны, на мху остались следы сапог, валялся обрывок соколиных пут. Он приближался к берегу, до него уже доносился шум прибоя, вне сомнения, из той самой бухты.