46 
– В туалете Тейта нет.
– Тогда я не знаю, где он.
– Наверное, его уже обработали. Пропустили. – Чиновник снова выскочил из приёмной, говоря на ходу в переносный интерком.
Похоже, подумал Херб Ашер, Элиас ускользнул.
– Зайдите, – произнёс звонкий голос. Это и был обещанный доктор – женщина в ослепительно белом халате. Молодая, в очках, с уложенными в узел волосами, она провела Херба Ашера и Райбис по короткому, стерильно-выглядевшему и стерильно-пахнувшему коридору в смотровую. – Прилягте, пожалуйста, миссис Ашер, – сказала врачиха, подсаживая Райбис на смотровой стол.
– Ромми-Ашер, – поправила Райбис, с мучительным трудом укладываясь на сияющее хромом сооружение. – Вы бы не могли дать мне антирвотное? И поскорее, прямо сейчас.
– Принимая во внимание болезнь вашей жены, – сказала женщина, усаживаясь за свой стол и повернувшись к Ашеру, – почему её беременность не была прервана?
– Мы это сто уже раз объясняли, объясняли каждому из ваших коллег по очереди.
– И всё же ей может потребоваться аборт. Мы не хотим, чтобы родился неполноценный ребёнок, это противоречит интересам общества.
– Но ведь она на седьмом месяце! – ужаснулся Ашер.
– Мы оцениваем срок её беременности в пять месяцев, – невозмутимо возразила врачиха. – Что вполне умещается в допустимые законом рамки.
– Вы не имеете права, – сказал Ашер. Его страх перешёл в панический ужас.
– Теперь, – сказала врачиха, – когда вы вернулись на Землю, право решать вами утрачено. Этим вопросом займётся консилиум.
Херб Ашер ничуть не сомневался, что дело идёт к принудительному аборту. Он знал, что решит этот консилиум, вернее – что он решил.
Из угла смотровой послышались звуки слащавых скрипочек. Те самые звуки, которые неотвязно преследовали его в куполе. Но затем звуки изменились, и он понял, что сейчас последует одна из популярнейших песен Линды Фокс. Врачиха заполняла какие-то бланки, а тем временем голос Линды утешал его и успокаивал:
- Вернись!
- К тебе взываю я опять.
- Не заставляй меня страдать,
- Приди и дай тебя обнять.
- Вернись.
Губы врачихи шевелились в такт знакомой Даулендовой песни.
И тут Херб Ашер осознал, что этот голос лишь напоминает голос Фокс. Более того, теперь он не пел, а говорил, говорил тихо, но вполне отчётливо:
Аборту никогда не быть.
Да будут роды.
Врачиха словно и не заметила перехода. Это Ях, догадался Ашер, это он нахимичил со звуковым сигналом. А тем временем врачиха застыла с поднятой над бланком авторучкой.
Сублиминальное воздействие, сказал он себе, наблюдая за нерешительностью врачихи. Эта женщина продолжает считать, что она слышит знакомую песню со знакомыми словами. Она словно околдована, словно находится под гипнозом.
И снова зазвучала песня.
– По закону мы не имеем права делать аборт при шестимесячной беременности, – нерешительно сказала врачиха. – Судя по всему, мистер Ашер, произошла какая-то накладка. Почему-то мы решили, что пять. Что она беременна только пять месяцев. Но раз вы говорите, что уже седьмой, значит…
– Обследуйте её, если хотите, – вмешался, не дослушав, Херб Ашер. – Там уж никак не меньше шести. Посмотрите сами и решите.
– Я… – Врачиха потёрла лоб, поморщилась и закрыла глаза, её лицо исказила гримаса боли. – Я не вижу никаких причин… – Она смолкла, словно забыв, что хотела сказать. – Я не вижу никаких причин, – продолжила она через пару секунд, – оспаривать ваше мнение.
И нажала на столе кнопку интеркома.
Дверь открылась, в комнату вошёл иммиграционный чиновник в форме; секунду спустя к нему присоединился таможенник, тоже в форме.
– Всё решено, – сказала врачиха чиновнику. – Мы не можем принуждать её к аборту, слишком большой срок.
Чиновник прожёг её негодующим взглядом.
– Таков закон, – развела руками врачиха.
– Мистер Ашер, – заговорил таможенник, – позвольте мне задать вам один вопрос. В таможенной декларации вашей супруги среди прочих вещей упомянуты две филактерии. Что такое филактерия?
– Я не знаю, – с трудом выдавил из себя Ашер.
– А разве вы не еврей? – наседал таможенник. – Каждый еврей знает, что такое филактерия. Так получается, ваша жена еврейка, а вы – нет?
– Ну да, – заговорил Херб Ашер, – она, конечно же, принадлежит к ХИЦ, но в то же время… – Он замолк, почувствовав, что лезет прямо в расставленную ловушку. Было абсолютно невозможно, чтобы муж ничего не знал о религии жены. Мне не нужно углубляться в эти вопросы, сказал он себе, а затем гордо произнёс вслух: – Я – христианин. – И добавил, чуть помедлив: – Хотя первоначально воспитывался как научный легат. Я состоял в партийной «Молодой гвардии», но затем…
46 
