Пробовал он работать охранником в ресторане, но продержался там совсем недолго – недели две с половиной. Не мог он смотреть на эти сытые рыла, музыку эту, дебилами для дебилов придуманную, слышать не мог, и голова у него начинала раскалываться уже через полчаса нахождения в битком набитом обеденном зале, ритмично вибрирующем в такт этой самой музыке. И не поймешь, от чего было хуже – от шума или, может, от злости и раздражения...
Короче говоря, как только представился удобный случай, Паша дал своим эмоциям выход. Трое каких-то уродов, нализавшись до потери сознания, затеяли на танцевальной площадке драку, и Паша, в строгом соответствии со своими служебными обязанностями, помог всем троим покинуть заведение – кратчайшим, блин, путем, прямо сквозь витрину зеркального стекла стоимостью в полторы тонны баксов.
Уродов, всех троих, увезла "скорая", от витрины остались приятные воспоминания, публика, ясное дело, разбежалась, и Паше, естественно, тоже пришлось покинуть заведение – правда, не через окно, а нормальным путем, через дверь. "Тварь контуженная! – крикнул ему вслед хозяин кабака. – Отморозок чеченский!"
Паша даже не оглянулся: он уже отвел душу и вспомнил, что солдат ребенка не обидит. Кроме того, в обидных словах хозяина шалмана была-таки изрядная доля горькой правды, и Павел Недосекин это отлично понимал.
Как бы то ни было, а тот случай сослужил ему плохую службу. Слава о нем разнеслась по маленькому городку в мгновение ока, и работодатели, едва узнав, с кем имеют дело, сразу давали от ворот поворот. Можно было попытать счастья в Питере, но Недосекин не без оснований подозревал, что таких, как он, в Питере и без него навалом. Кроме того, оставлять на произвол судьбы доставшуюся в наследство от покойных родителей квартиру ему было жаль: это был его основной капитал, приберегаемый на самый черный день.
Чувствуя неумолимое приближение этого дня, Паша принял вполне естественное в сложившейся ситуации решение: пойти в криминал. С этой целью он по цепочке проверенных знакомых, друзей детства и двоюродных зятьев троюродных теток вышел на человека со странным именем Сало, который, по слухам, пользовался среди местных бандитов кое-каким авторитетом.
Сало, предупрежденный, по всей видимости, заранее, выслушал Павла внимательно и вроде бы даже сочувственно. На Пашины проблемы со здоровьем ему было плевать с высокой колокольни, зато способность "абитуриента" выбивать девяносто очков из ста возможных любым оружием его очень заинтересовала. "Ты, братан, не гони лошадей, – сказал он, хорошенько все обдумав. – На большую дорогу с большой выйти ты всегда успеешь, эта работа от тебя не уйдет. Заказов для хорошего стрелка на горизонте пока не видать, но наклевывается тут одна работенка, как раз по твоей части. Ты сожди недельку, я с братвой перетру и сам тебя найду".
Он даже предложил денег на первое время, но Паша от них отказался: протянуть какую-то несчастную неделю ему ничего не стоило, благо пенсию он получил только позавчера.
Правда, вместо обещанной недели прошло почти что полных две, но в один прекрасный день Сало, как и договаривались, позвонил Павлу домой и назначил встречу в "Веселой вобле". На встречу Сало явился не один, а с каким-то мужиком, меньше всего походившим на уголовника. Мужику было лет сорок или около того, ростом он был с Пашу, шириной плеч и прочими атрибутами мужественности Господь его тоже не обделил, а в его прямоугольном скуластом лице просматривалось что-то такое, из-за чего Недосекину, человеку военному, сразу захотелось стать по стойке "смирно". Одет незнакомец был просто – в темно-серый костюм и черную водолазку, – но это была простота того сорта, что стоит очень приличных бабок.
Сало смотрел на незнакомца снизу вверх, блатных понтов против обыкновения не швырял и вообще старался помалкивать. Да ему и говорить-то было некогда: незнакомец, пристально оглядев Пашу с ног до головы и рассеянно выслушав расточаемые Салом похвалы в Пашин адрес, небрежно махнул рукой и что-то неразборчиво обронил сквозь зубы, после чего Сало тихо слинял и больше не показывался.
Оставшись с Пашей наедине, незнакомец первым делом представился. Назвался он Петром Ивановичем, что почти наверняка не соответствовало действительности, и тут же, не сходя с места, разрешил называть себя просто Петром – для краткости, как – он объяснил. Потом он заказал коньяк и предложил выпить за союз Петра и Павла, приплетя сюда святых, Петропавловскую крепость и даже Петропавловск-Камчатский.