— Скажите, а цвет машины вы тоже не разглядели?
— Цвет? По-моему, это была светлая «Волга». Знаете, цвет «само»? А может быть, нет… Все так сверкало на солнце..
Бестолковый, испуганный старичок с фиолетовыми пятками. Приходько стало ясно, что ничего путного он у него не узнает. Уже в конце разговора вспомнил, протянул старику пузырек:
— Что это такое?
— Простите? Не понимаю-с, — старик близоруко щурился. — Полагаю, что это сердечное лекарство.
— Нет, это не лекарство. Посмотрите внимательнее. — Приходько дал ему пузырек в руки.
Удивленно, высоким фальцетом Коржаев сказал:
— Однако, я не понимаю, молодой человек, почему вы меня спрашиваете об этом? Я сей предмет вижу впервые.
Где ты откопал Креза?
Приходько вернулся в Управление милиции и вновь с головой окунулся в бесконечную сутолоку дежурной части. Непрерывный перезвон телефонов, сообщения, проверки, запросы: куда мог деться мальчик семнадцати лет, которому родители не велят ездить без них купаться; почему техник-смотритель считает, что за протечку водопровода должен отвечать жилец, который понятия не имел, что на трубах левая резьба, а он крутил втулку направо: и так далее, и так далее… Ей-богу, тяжело поддерживать порядок в большом городе!
Отправляясь с опергруппой на очередной выезд (кража со взломом, улица Бебеля, 7), Приходько полез в карман за сигаретами и нащупал там пузырек из-под валокордина. Тяжелый. Ничей. Бегом поднялся в научно-технический отдел. Эксперт Сеня Рапопорт колдовал за своим столом над микроскопом.
Приходько протянул ему пузырек.
— Сеня, будь другом, посмотри-ка, что это может быть?
— Пожалуйста, справки — бесплатно. — Эксперт подкинул бутылочку на ладони. — Ого!
Он вытряхнул несколько деталек на стол, вынул из ящика мощное увеличительное стекло.
— Тэк-тэк-тэк. А где взял?
— У пострадавшего изъяли. Что это такое?
— Похоже на часовые детали. Хотя точно сказать не могу.
— Видишь ли, я-то в этом деле ни черта не понимаю. Мне почему интересно стало: владелец от них категорически отказался. Однако медперсонал приемного покоя утверждает, что пузырек вынули из кармана пострадавшего.
— Хорошо, к вечеру позвоню.
Рапопорт позвонил около девяти.
— Слушай, Сергей, а бутылочка-то твоя интересная!
— Какая бутылочка? — В сутолоке дня Приходько успел забыть о пузырьке.
— Ну, знаешь!.. — обиделся Семен.
— Прости, дорогой, закрутился я тут совсем. Так что же?
— А то, что в бутылочке — аксы. Оси баланса от часов. Без этой маленькой булавочки можешь подарить свои часы бабушке. Эти аксы — от новейшей модели часов «Столица». Прекрасные часы, должен тебе сказать! Высокого класса. Толщина — как две сложенные трехкопеечные монеты. Высоко ценятся за границей. Я тут навел справки: оказывается, в розничной продаже аксы не бывают. Завод поставляет их как запчасти только в мастерские. Но наши мастерские еще ни разу их не получали. И это еще не все: аксы в твоей бутылочке не запчасти.
— Почему?
— Это абсолютно кондиционный товар, идущий только в производство. Аксы закаленные, полированные, с закругленными краями. Меня заверили — товар прямо с завода, транзитом.
— А сколько стоит акс?
— Двадцать копеек. В этой бутылочке их не меньше десяти тысяч. На две тысячи рублей… Интересно, где ты откопал Креза, который не моргнув отказывается от двух тысяч рублей?
— В приемном покое горбольницы…
Приходько сразу же позвонил в больницу. Дежурная сестра ответила сонным голосом:
— А Коржаева у нас уже нет. Он на такси домой уехал.
Штучки Хромого
Коржаев притворил за собой дверь, и давно не смазанная петля противно заскрипела. Он вздрогнул и оглядел свою комнату, пыльную, захламленную, чужую. Сел на старый, продавленный стул и долго задумчиво смотрел перед собой. Хаос, хаос. И вокруг — хамы, сплошные хамы. Сердце больно, с шумом шевелилось в груди.
Порфирий Викентьевич сварил на спиртовке кофе и, закутавшись в махровый халат, улегся на тахту. Комната, освещенная небольшим самодельным торшером, была погружена в полумрак.
«Погорел, погорел. Погорел, — думал Коржаев. — Растерялся как молокосос зеленый. Чего, спрашивается? Ну, мои детальки. Для работы, для нового оборудования, мол. Что врачишка этот, что милиционер — много они в аксах понимают? Сказал бы „мои“ — и все тут, конец. Отвязались бы. Господи, господи! Отказался, отказался, дурак! Конечно, подозрительно. Не психи же они — своими руками товарец-то вынули. И погорел. Теперь вся надежда, что мент, растяпа, пузырек в больнице оставил. А то сидеть мне на нарах. Теперь Хромого надо предупредить. Мало ли что получиться может. Пусть к любым гостям будет готов. На него-то наплевать. А если его за штаны, да он — в раскол? Тогда как? Да-а, видать, стар я становлюсь. Ай-яй-яй, столько лет по краю ходил, и ничего, и ничего… А тут все сразу… И пес этот на „Волге“. Господи боже, за что караешь? Две тыщи — как корова языком…»