— А что? Обвешивает, обсчитывает… Запросто! — замахал руками Гонобобель.
— А потом только раз! — и под суд, за решётку, — тихо сказал Антоша Дудкин (его мама была народным заседателем в суде).
— Категорически! — кивнул Ромка.
— Неужели и наш Кум Цыбуля хочет стать таким?! — недоверчиво проговорила Шурочка.
— А что? — снова замахал руками Гонобобель. — Запросто! И папочка его в «Гастрономторге» работает, и брат Алёша собирается в торгово-экономический поступать. Он сам говорил…
— Представляете? Представляете? Ужас! — взялась рукой за щеку Люська. — Такой симпатяга — и… Ужас!
— А! — рубанул рукой Гонобобель. — Вы же только и знаете: «симпатяга», «симпатяга»… А этот симпатяга таким кадром потом станет, что будь здоров!
— Да ну тебя! — возмущённо воскликнула Шурочка. — Тебе только бы какую-нибудь гадость сказать о ком-то!
— Не гадость, а просто… — слегка смутился Гонобобель. Они как раз проходили мимо большой крикливой очереди, которая толпилась вокруг решётчатых железных контейнеров, из которых, как диковинные зелёные тигры, выглядывали полосатые херсонские арбузы.
Толстый потный дяденька в лихо сдвинутой на затылок шляпе ругался с продавщицей:
— Вы мне насчитали три сорок пять, а с меня — три тридцать пять. Я математик. Считать умею.
Продавщица, разбитная и крикливая, презрительно смерила его взглядом:
— "Математик"! Какой же вы, мужчина, миллиметровый! Нате вам не десять, а двадцать копеек, только уходите быстрее. Не задерживайте мне очередь.
— Ваши копейки мне не нужны. Мне не деньги, а принцип! Надо правильно считать.
— Идите-идите!
— Да не задерживайте, в самом деле!
— А вы не кричите. Если бы вас обсчитали…
— Отпускайте! Отпускайте! Ну!
— А вы чего лезете? Вы тут не стояли.
— Я-а-а не стояла?! Да я лично за этой дамой! Лично!.. Я только бегала за авоськой.
— Мне принцип! Принцип! Я деньги не печатаю. Я зарабатываю честно.
Гришка Гонобобель победно глянул на Шурочку:
— О! Слышала?! А ты — «гадость» и… Жизнь надо знать! Хи-хи!
Шурочка молча отвернулась от него.
Показалась ограда Ботанического.
И вот…
Они решили близко не подходить.
— Надо деликатно, — сказала Шурочка. — Деликатно надо. У овощного магазина был киоск с тентом, позади которого возвышались ящики, почти все уже пустые. Но за весами стоял не Кум Цыбуля, а его старший брат, десятиклассник Алёша. Действительно, в синем халате, в берете, как настоящий продавец. Впрочем, Кум Цыбуля тоже был тут. Подвязанный, видно, специально укороченным для него синим фартуком, он активно помогал Алёше: ловко насыпал яблоки из ящиков в пластмассовое ведёрко. Алёша брал у него ведёрко, ставил на весы, взвешивал и расплачивался с покупателями. Причём ведёрок было два: пока Алёша взвешивал одно, Кум Цыбуля насыпал второе. И очередь продвигалась очень быстро. Без криков, без ругани, без споров.
Видно было, что люди довольны.
— Молодцы!
— Всюду бы так!
— Хорошие ребята!
Когда кто-то новый подходил в седому старичку, который стоял в очереди последним, он вежливо повторял одну и ту же фразу:
— Продавцы извинялись, просили не занимать. Сейчас будет перерыв. Товар принимать будут.
И не успели наши «ашники» обменяться первыми впечатлениями, очередь растаяла, последний седой старичок сказал: "Премного благодарен!" — и отошёл. Алёша побежал зачем-то в магазин. Кум Цыбуля остался у киоска сам.
— Айда! Потолкуем с этим негоциантом! — махнул рукой Гонобобель.
— Только деликатно, — сказала Шурочка.
— Да деликатно-деликатно, а как же! — уже на ходу бросил Гонобобель.
Кум Цыбуля очень удивился, увидев сразу столько знакомых лиц.
— О! Привет!
— Негоцианту Цыбуле — нижайший поклон! — Гонобобель церемонно поклонился, вымахивая воображаемой шляпой. — Хи-хи! Остальные поздоровались вразнобой.
— А что ты тут делаешь? — не совсем кстати спросила Люська (как будто бы и так не видно!).
— Брату помогаю, — просто ответил Кум Цыбуля. — Он ещё летом устроился. И подзаработать, и для практики. Он же в торгово-экономический собирается.
Эта его искренность как-то сразу обезоружила всех. Только Гонобобель продолжал выступать:
— Вот Цыбуля! Вот негоциант! Купец нижегородский! — но, увидев, что его слова не действуют, тоже скис и, чтобы как-то выйти из неловкого положения, сказал: — А ну хоть покажи, чем ты тут торгуешь?