Три дня назад, на престижной презентации нового мужского одеколона «Прикосновение дьявола», одетая в полупрозрачное розовое платье модель, инспектируя оценивающим взглядом мужской контингент, издала тихий вздох удивления и восхищения, выделив из толпы гостей высокого стройного мужчину в белом смокинге.
— Это же маркиз де Арнелья! — воскликнула Мириам, всегда тщательно изучавшая все иллюстрированные журналы, посвященные жизни высшего общества. — В жизни он выглядит еще лучше, чем на фотографиях!
Мириам хищно улыбнулась. В ее жизни вновь обозначилась цель.
— Ничего страшного, не беспокойтесь! — воскликнул Альберто де Арнелья, когда Мириам, споткнувшись, пролила красное вино на его белоснежный пиджак.
— Какая же я неловкая! — воскликнула модель. — Боже, я испортила ваш костюм!
Альберто с возрастающим интересом окинул взглядом почти не прикрытые полупрозрачным платьем ноги фотомодели.
— Я навсегда сохраню это пятно в память о нашей встрече! — галантно воскликнул он, грубо чертыхнувшись про себя. — Белизна слишком скучна. Ей не хватает живости красного цвета. Белое и красное, верность и любовь, что может быть романтичнее! Вы не испортили мой смокинг, наоборот, вы украсили его!
Мириам, закатив глаза, томно вздохнула.
И теперь, три дня спустя, проснувшись в его постели после бурной ночи любви, она твердо решила ковать железо, пока горячо.
— Мы позавтракаем дома или поедем куда-нибудь? — закинула она удочку.
— Я всегда завтракаю с мамой, — припоминая подробности романа своей новой подружки с сыном герцогини Альмы, ответил Альберто с плохо скрытым сарказмом. — Думаю, тебе будет приятно познакомиться с моей любимой мамочкой. Она делает все, чтобы я был счастлив, и я уверен, ей будет приятно, если мы втроем после завтрака затронем вопрос о нашей свадьбе.
— Нет, только не это! — воскликнула Мириам, после истории с Гонсало ненавидящая само слово «мамочка». — Как-нибудь в другой раз. Думаю, еще слишком рано обсуждать вопрос о свадьбе с членами твоей семьи. К тому же я совсем забыла, у меня через полчаса деловая встреча с представителем одного из агентств.
— Как жаль, — изобразив лицом скорбное выражение, лицемерно произнес Альберто. — Уверен, что мамочка была бы счастлива познакомиться с тобой. Значит, не судьба!
А на шмоне опять
Вертухай пять колод отберет,
Ну так что нам, забросить игру?
Не такой мы народ.
Вместо этих пяти
Десять сделаем новых колод.
Нам любая газетка неслабо
На карты идет, —
напевал, разминая пальцы, Чумарик, сосед Джокера по нарам.
Чумарик готовился к тренировке. Он тренировался ежедневно, утром и вечером. Чумарик считал себя подлинным профессионалом и виртуозом своего дела.
— Джокер, ты готов? — Прервав пение, Чумарик постучал костяшками пальцев в верхние нары. — Я жду тебя уже целых десять минут. Чем ты там занимаешься?
— Сейчас спущусь. Я должен был собраться с мыслями! — откликнулся Вася.
— Только не надо мне вешать лапшу на уши! — с утрированным одесским акцентом произнес Чумарик. — О чем ты можешь думать? У таких, как ты, нет мыслей.
— А что же у меня есть? — весело спросил Вася.
— Первобытные инстинкты и неудовлетворенные желания, — веско бросил Чумарик.
Когда-то в ранней молодости он прочитал пару книг Фрейда, в том числе «Толкование снов», и с тех пор слегка спятил. В душе Чумарик мечтал быть престижным психоаналитиком, заколачивающим миллионы баксов в процессе легких и необременительных бесед на сексуальные темы, но судьба распорядилась иначе, и Лев Давидович Шкловер, профессиональный шулер и психоаналитик-любитель, мотал срок за убийство, которого он не совершал.
Три с половиной года назад бедняга Чумарик оказался не в то время не в том месте и нагрел на семь тысяч баксов не того человека.
Проигравший оказался не только крутым, он был мстительным, как потомственный сицилиец. После праздничной попойки, посвященной обмыванию выигрыша, Лев Давидович проснулся в незнакомом для него месте. Более того, в постели рядом с ним оказалось уже успевшее окоченеть незнакомое женское тело с пулевыми отверстиями в груди и животе. В руке Лев Давидович сжимал совершенно незнакомый ему пистолет с глушителем. Рядом стояли незнакомые дяди в милицейской форме, и один из них пытался отнять у Льва Давидовича пистолет.