76 
Он, однако, не сомневался, что святой отец не занимается сексом для развлечения. Элвин был уверен, что пастор лишь исполняет свой супружеский долг, да и то только ночью, в собственной постели, предварительно помолившись. Однако не верить своим глазам он не мог: пастор трахался еще похлеще, чем его братья. Его белая задница так и мелькала, и Элвин едва не рассмеялся в голос – настолько забавным показалось ему это зрелище.
Но потом он увидел стройные женские ноги, обвивавшие эту белую задницу, и подумал, что у такой толстой женщины, как жена пастора, вряд ли могут быть такие изящные ножки. Да и на руках, обвившихся вокруг шеи святого отца, не было ни следа веснушек.
Пастор трахал вовсе не свою жену. Это была мисс Джоунз, органистка из церкви.
Сделанное открытие настолько потрясло Элвина, что он не стал ловить рыбу ни в тот день, ни в следующий. Забившись в разбитый автомобиль в дальнем конце принадлежавшей отцу свалки, он сидел неподвижно, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Днище старого автомобиля давно проржавело и отвалилось, сквозь дыры проросла трава, а грубая обивка сиденья нагрелась на солнце и была колючей и пыльной, но Элвин все равно просидел в машине целый день. Он чувствовал себя обманутым.
Пастор оказался вонючей дешевкой – ведь он сам занимался тем же самым, что с такой страстью обличал в проповедях. Значит, никакой он не «святой отец», он – обычный человек, такой же, как и богом проклятые братья Элвина, которые пили, курили, дрались, плясали на вечеринках, сутками резались в карты, портили девчонок и при этом даже не думали, попадут они в ад или нет.
Сначала Элвин подумывал о том, чтобы явиться в церковь в ближайшее воскресенье и, выйдя к кафедре, рассказать прихожанам о пасторе и мисс Джоунз и о том, чем они занимались на травке у реки, но вскоре его горечь и обида улетучились, уступив место другому чувству.
Сначала Элвин не мог понять, что это за чувство, и только потом до него дошло – он восхищен ловкостью святого отца. Только это восхищение было совсем особым – не таким, какое он испытывал прежде. Пастор заставил своих прихожан поверить, что у него имеется своего рода прямая связь с господом всемогущим. Он грозил геенной огненной грешникам всего мира, но сам не страдал от мук совести, когда белым днем дрючил мисс Джоунз у речки. Из всего этого Элвин сделал вывод, что пастор занимает совершенно исключительное положение, которое дает ему неограниченные возможности пользоваться всем самым лучшим и в этом мире, и за его пределами.
Так, сам того не подозревая, сей недостойный пастырь изменил жизнь Элвина Медфорда Конвея.
С самого раннего возраста Элвин инстинктивно чувствовал, что его уделом в жизни должны быть величие, слава и власть. Он не знал точно, как этого достичь, однако никаких сомнений он не испытывал. Теперь же Элвин твердо знал, какой путь приведет его к цели. Словно наяву он видел перед собой всех тех, кто воскресенье за воскресеньем брел в церковь, чтобы получить очередную выволочку за грехи. Элвин своими глазами видел, как люди, которых пастор только что в лицо называл «родом лукавым и прелюбодейным», обнимали его на церковном крыльце и говорили, как много он для них значит. Они дарили ему подарки и оказывали другие знаки внимания. Они доверяли ему свои души, а святой отец только улыбался, пожимал протянутые руки и принимал подношения. Он был хитер, этот пастор, и хорошо понимал, как устроен мир.
Через три месяца, в августе, мисс Джоунз неожиданно уехала из городка. Поговаривали, что она «попала в беду» и уехала к родным в Оклахому. Пастора и его толстуху-жену, беременную четвертым ребенком, перевели в другой город, и прихожане были безутешны. Даже мужчины рыдали в голос и, прощаясь со своим духовным наставником, заверяли его в своей вечной любви.
Новый священник оказался намного старше. Его проповеди были сухими и скучными, и Элвин всерьез сомневался, что святой отец сумеет соблазнить кого-то, кроме собственной жены – тощей, как палка, особы с лицом куницы и характером, какой может быть только у человека, страдающего хроническим запором.
Вскоре Элвин перестал ходить в церковь. Вместо этого он начал учиться произносить проповеди. Стоя перед зеркалом или уединяясь на речном берегу, он отрабатывал эффектные жесты и артикуляцию, стараясь избавиться от провинциального акцента и добиваясь того, чтобы его голос звучал, как у диктора на телевидении. Кроме этого, Элвин разучивал молитвы собственного сочинения, добиваясь, чтобы они звучали как можно трогательнее.
76 
