58 
А ведь поначалу они все хотели стать такими же, как Скульптор. Создавать. Созидать. Учить других. Сделать магию вечной и доступной для всех. Не дать ей пропасть. Не допустить, чтобы из искусства она превратилась в блеклое подобие ремесла. Чтобы не исчезла, в конце концов.
А в итоге научились лишь нести разрушения и отнимать чужие жизни.
– Но мы ведь не хотели этого. Я этого не хотела. Ретар… почему? Почему так вышло? В чем мы ошиблись? Что сделали не так? И в кого превратились? – прошептали ее губы.
Вновь раздалось вежливое покашливание. В Тиа мгновенно поднялась волна раздражения и злости на того, кто ей помешал. Мучительно захотелось убить его. Раздавить череп. Причинить боль.
– Что?! – рыкнула она, стремительно оборачиваясь. Ее глаза пылали такой бездонной яростью, что перепуганный шей-за'н отлетел назад на ярд и склонился в глубочайшем поклоне.
– Простите, госпожа, – прошелестел Сжегший душу. – Простите мою бесцеремонность. Для меня бесчестье, что я отвлек вас от раздумий, но ал-ун Фарид просит передать, что они почти все сделали.
Проклятая несколько раз глубоко вздохнула, сжимая и разжимая кулаки. Кровавая пелена ярости, внезапно упавшая на глаза, уходила вместе с желанием разорвать на части ни в чем не повинного посланника.
– Хорошо. Ступай. Я скоро буду, – отрывисто бросила она через силу и, дождавшись, когда шей-за'н поспешно ретируется, подошла к окну. С ногами забралась на мокрый подоконник, обхватила колени и тупо уставилась на застывшие деревья.
С тех пор, как тот проклятый светловолосый лучник лишил ее истинного тела, с ней творилось неладное. Раньше она без труда могла держать себя в руках, теперь же не знала, что вызовет вспышку ярости, и удастся ли ее подавить? Не замечая падающих на лицо и рубашку дождевых капель, Дочь Ночи устало смотрела на низкие, однотонно-серые тучи. Теперь Проклятая точно знала, что этот дом и сад превращают ее в то, от чего она бежала годами – живого человека, которого мучает давно умерщвленная поступками совесть. А еще – горечь обиды за не сложившуюся, сожранную могильными червями жизнь.
И, правда, Черный дом – проклятое место. Каждый зал, каждая комната, каждое дерево – светлое воспоминание, от которого хотелось выть и биться головой о стену. Лишь бы только не думать о том, что все сделанное за эти пять веков – прошло впустую.
Интересно, хоть кого-нибудь из ее компаньонов мучают те же сомнения?
Рован ввязался в мятеж только из-за любви к брату и ради протеста – насолить надоедливым старухам из Совета. Мотиваций Лея никогда нельзя было понять – душа северянина – загадка. Он был Огоньком Черканы и бестрепетно шел за ней в огонь и воду. Когда случился мятеж, Несущий свет, не колеблясь, шагнул во тьму, уничтожая всех, кто посмел встать на дороге его госпожи. Даже бывших учеников. Но он потерял Черкану в той битве. Что двигало им после ее гибели – жажда мести, долг, обещание или безразличие ко всему, включая собственную судьбу – Тиф не знала. Про Митифу сказать ничего нельзя вовсе. Она шла туда, куда указала ей Тальки. Безропотно.
Ретар и Гинора мертвы, и из тех, кто, действительно, жаждал перемен во благо процветания магии, в живых осталось лишь двое – Аленари и Тальки. Они с самого начала желали поднять искусство на новые высоты, не дать Дару исчезнуть и оставить мир пустым, подарить носителям «искры» настоящую магию.
Ретар искренне верил в то, что их дело правое, и они улучшат мир. Приведут его в новую эпоху, где возможности магов будут безграничны. Лихорадка умел заражать окружающих своей верой. Он заразил и Тиф. Кроме того, она любила брата Рована и поэтому не могла выбрать ничего иного, кроме пути Проклятой. Она все равно бы пошла за ним, даже не повернись Сорита спиной. Что бы там ни говорили дуры-Ходящие – не убийство Матери заставило Тиа перейти на сторону заговорщиков. Сорита была мразью, и от ее смерти Дочь Ночи не испытывала никаких угрызений совести. Но еще задолго до этого убийства она полностью, вся без остатка, принадлежала Ретару.
Небеса зарычали, точно урские тигры, и тут же смолкли, словно испугавшись, что их услышит охотник. Тиа зябко поежилась. Спрыгнула на пол. В последнее время она слишком много думает о прошлом. Пора подобрать сопли и заняться делами.
– Заходи, – сказала Мать Шену, отрываясь от письма. Несколько ун внимательно изучала его лицо, затем произнесла:
– Вижу, ты недоволен моим решением.
58 
