Особенно,... 
116 
— А мне плевать! — размахивая пистолетом, патетически заорал Гоша. — Этот гад убил Юру! Или он, или я! И никто меня не остановит!
* * *
— Так я и знал! Я был уверен, что эти тупые менты непременно все испортят, — горестно всплеснул руками Тофик Магомаев. — Не хватало еще, чтобы они подстрелили Ворона!
— Ворон мой! — басом взревела Аглая Тихоми-ровна и вскочила на ноги, потрясая ножом.
— Сидеть! — рявкнул Додик Дацаев, — Сидеть и молчать!
Впрочем, он мог бы этого и не говорить. Не рассчитав высоты фургончика, Вермеева с грохотом врезалась макушкой в потолок и, слегка оглушенная, вновь плюхнулась на сиденье.
— Вахиз! Ты меня слышишь? — рявкнул в рацию на своем родном языке Дацаев.
— Слышу, — откликнулся Вахиз Фазилаев.
— Сейчас из подъезда появится киллер с заложницей. Он вооружен. Отключишь его как можно быстрее. Если в поле зрения появится Христопродавцев, первым отключай его. Он может пристрелить Ворона.
— Понял тебя, — ответил Фазилаев, снимая ветеринарный пистолет с предохранителя.
— Эхтибар! Зорик! Марат! — продолжал командовать в рацию Додик. — Ворон выходит с заложницей. Готовьтесь вступить в действие.
* * *
— Никаких лифтов. По лестнице, — приказал Бочаров, волоча за собой Селену в распахнувшемся пеньюаре. — И без глупостей. У меня просто руки чешутся тебя пристрелить.
— Ты маньяк! — злобно прошипела художница. — Только маньяк получает удовольствие, убивая людей!
— Удовольствие! — не прерывая бега, яростно посмотрел на нее Андрей. — Ты считаешь, что я получаю от этого удовольствие? А тебе известно такое слово — работа? Вот ты работаешь шлюхой — и это доставляет тебе удовольствие? Вряд ли! Но ведь ты работаешь! А разница между нами в том, что ты ложишься под богатых мужиков для себя, а я убивал для своей страны. Меня этому учили. Мне за это медали давали. Я, между прочим, за год службы получал меньше, чем ты за одну свою “Медею с эритроцитом”, и в отставку ушел полковником с пенсией в пятьдесят долларов. Это, по-твоему, нормально? Так кто из нас мразь — ты или я? Лучше прекрати читать мне мораль, а то я за себя не ручаюсь.
— Извини, — спохватилась Селена. — Шлюха читает мораль убийце. Действительно глупо.
— Нынешняя Россия сама превратилась в шлюху, — стремительно несясь по ступенькам, выплеснул наболевшее Бочаров. — Ее трахает любой, кому не лень. Страна шлюх, воров и убийц. Люди просто пытаются выжить. Так что не терзай себя самокопанием. Это выживание. Мы не лучше и не хуже других.
У выхода из подъезда Андрей резко дернул девушку к себе, захватил ее за горло сгибом левой руки и, прикрываясь ею как щитом, распахнул ногой дверь и вышел наружу.
— Сейчас мы сядем в машину и уедем. Веди себя хорошо, и я тебя отпущу. Обещаю.
— Не выходи! Он тебя убьет! Ты ведь не станешь стрелять в Селену! — крикнул Игорь, но было поздно.
Крестовоздвиженский выскочил из машины и, держа перед собой пистолет двумя руками, наце” лил его на Ворона. Мушка плясала перед его глазами.
— Я убью тебя, сволочь! — заорал Гоша.
— Опусти пистолет, идиот! — заорал, в свою очередь, Бочаров, направляя оружие на милиционера.
— Вот ведь кретин, — укоризненно покачал головой Вахиз Фазилаев, мягко нажимая на спусковой крючок ветеринарного пистолета.
Гоша вздрогнул и, обмякнув, расслабленно рухнул на асфальт.
Удивленно взглянув на его падающее тело, Бочаров недоуменно оглянулся по сторонам, гадая, откуда прогремел выстрел.
— Христопродавцев! — сиреной взвыла Аглая Тихомировна, пинком ноги распахивая дверцы фургонетки.
Крича, как красный командир, в пьянящем азарте битвы рубящий шашкой ненавистных белогвардейских офицеров, она, не обращая внимания на нацеленный на нее пистолет, вскинула вверх руку с зажатым в ней ножом и ринулась на Бочарова.
При виде несущейся на нее вооруженной мясницким ножом громадной бесформенной фигуры в развевающемся красном балахоне и ковбойской шляпе со звездой шерифа Селена закрыла глаза и, вжавшись в грудь Бочарова, дико завизжала от ужаса.
— За моего сына! За Сережу! За Христопрoдавцева! — орала Аглая Тихомировна.
"За Родину! За Сталина!” — почему-то вспомнился Андрею знакомый ему по хроникам Великой Отечественной войны другой крик, не менее дикий и фанатичный.
— Стой! Стрелять буду! — заорал он, но это было столь же бессмысленно, как при помощи ласковых увещеваний попытаться остановить извержение вулкана.
116 
