Особенно,... 
104 
Социал-демократы, придерживавшиеся бернштейнианского варианта марксистской социологии, тоже споткнулись на проблеме психологической структуры народных масс. Социал-демократы, подобно христианам и анархистам, опирались на компромисс между стремлением масс к счастью и их безответственностью. Поэтому они предлагали массам неопределённую идеологию, «обучение социализму», которое не подкреплялось практическим решением конкретных задач. Социал-демократы мечтали о социал-демократии и в то же время отказывались признать необходимость подвергнуть психологическую структуру народных масс кардинальным изменениям, чтобы придать ей социал-демократический характер и сформировать способность жить в условиях социал-демократии. Они не имели ни малейшего представления о том, что школы, технические училища и детские сады должны работать на основе самоуправления.
Более того, они не понимали, что необходимо вести на объективной основе решительную борьбу со всеми реакционными тенденциями, в том числе и в своих рядах. Не учитывали они и необходимости насыщения термина «свобода» конкретным содержанием для претворения в жизнь социальной демократии.
Представляется более целесообразным использовать все силы для борьбы с фашистской реакцией, когда находишься у власти, чем собираться с духом начать борьбу, когда потерял власть. Во всех европейских странах социал-демократия располагала достаточной силой, чтобы покончить с властью патриархата как в структуре личности, так и вне её. Патриархат копил силы на протяжении тысячелетий, и наконец его усилия увенчались кровавым триумфом в форме фашистской идеологии.
Социал-демократия сделала роковую ошибку, предположив, что изуродованные властью патриархата народные массы способны к демократии и самоуправлению без предварительных изменений в их психологической структуре. Она отвергла добросовестные научные исследования (например, исследования Фрейда), направленные на осмысление сложной структуры личности.
Поэтому социал-демократия вынуждена была принимать диктаторские формы в своих рядах и идти на компромисс за пределами своих рядов. Мы можем признать правомерность конструктивного компромисса, т. е. такого подхода, когда точку зрения другого человека, противника, необходимо понять и согласиться с ней, если она лучше вашей точки зрения. В то же время нельзя оправдать такой компромисс, при котором принципы приносятся в жертву опасениям ускорить конфронтацию. В этом случае нередко совершаются опрометчивые шаги, чтобы установить хорошие отношения со злейшим врагом, склонным к убийству. В лагере социализма царит дух Чемберлена.
В области идеологии социал-демократия занимала радикальную позицию, а на практике – консервативную. Такая формула, как «социалистическая оппозиция его королевского величества», показывает, сколь нелепой эта позиция выглядела. Социал-демократия невольно помогала фашизму, ибо массовый фашизм есть не что иное, как разочарованный радикализм плюс националистическая «мелкая буржуазность». Социал-демократия опиралась на противоречивую структуру масс, которую она не понимала.
Невозможно отрицать, что буржуазные правительства европейских стран придерживались демократической ориентации, но в действительности они представляли собой консервативные органы управления, несклонные поощрять стремление к свободе, в основе которого лежат достижения фундаментальной науки. Огромное влияние капиталистической рыночной экономики и заинтересованности в прибыли затмевало влияние других интересов. Буржуазные демократии в Европе быстрее и основательней отмежевались от своей первоначальной революционности (1848 г.), чем христианство. Либеральные меры служили своего рода декорумом, гарантией «демократичности». Ни одно из этих правительств не смогло бы указать путь освобождения угнетённых масс от слепого повиновения авторитету. Они располагали всей полнотой власти, но идеи общественного самоуправления и саморегуляции оставались для них книгой за семью печатями. В правительственных кругах невозможно было даже обмолвиться об основной проблеме, т. е. о сексуальной проблеме масс. Превознесение австрийского правительства Дольфуса как образца демократического управления свидетельствует о полном отсутствии понимания социальных проблем.
Могущественные капиталисты, появившиеся в результате буржуазных революций в Европе, сосредоточили в своих руках значительную часть общественной власти. Они обладали достаточным влиянием, чтобы определять, кто должен править обществом. В принципе, их действия носили недальновидный характер и вели к саморазрушению. Они располагали достаточной властью и средствами, чтобы направить развитие общества к достижению невиданных социальных успехов. Я говорю не о строительстве дворцов, церквей, музеев и театров. Я имею в виду практическую реализацию их собственной концепции культуры. Вместо этого они полностью отмежевались от тех, кому нечего было продать, кроме своей рабочей силы. В душе они презирали «народ». Мелочность, ограниченность, цинизм, высокомерие, алчность, а нередко и беспринципность относятся к основным особенностям капиталистов. В Германии они помогли Гитлеру прийти к власти. Они оказались абсолютно недостойными той роли, которую общество отвело им. Они злоупотребляли своей ролью вместо того, чтобы использовать её для осуществления руководства и воспитания народных масс. Они даже не смогли устранить опасности, угрожавшие существованию их собственной системы культуры. Они вырождались как общественный класс. Они понимали движения за демократические свободы в той мере, в какой были знакомы с производственными и общественными процессами. Но они ничего не делали, чтобы помочь этим движениям. Поощрялась показуха, а не знание. Свергнутые буржуазией феодалы в своё время поощряли развитие искусств и наук. Объективно говоря, искусство и наука значительно меньше интересовали буржуазию, чем аристократию. Если в 1848 году сыновья капиталистов проливали свою кровь на баррикадах, сражаясь за демократические идеалы, то в годы с 1920, по 1930 сыновья капиталистов использовали университетские кафедры для осмеивания демократических выступлений. Впоследствии они составили элитные войска фашистского шовинизма. Безусловно, они выполнили свою задачу, открыв мир для экономики. В то же время с помощью тарифной системы они существенно ограничили развитие международной экономики. Кроме того, они не знали, что делать с интернационализмом, возникшим в результате их экономических успехов. Как общественный класс они быстро одряхлели.
104 
