ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>

Танцующая в ночи

Я поплакала над героями. Все , как в нашей жизни. Путаем любовь с собственными хотелками, путаем со слабостью... >>>>>




  18  

— Эй ты, там! Жив еще?

Ручка неистово замоталась из стороны в сторону, колотя Пруэтта по коленям. Он ухватился за нее и остановил.

— Ладно, ладно. Хорошо, что ты меня страховал, ас, — язвил Лайонз. — Как считаешь, тебе хватит авиационного опыта, чтобы зарулить на этой штуке к ангару?

Пруэтт молчал. Вместо ответа он подал рукоятку дросселя вперед, и самолет, виляя, покатил к заправочной яме. Пруэтт закрепил тормоза и перекрыл подачу горючего. Мотор почихал и заглох. Пруэтт выключил все тумблеры, стащил с себя шлем и медленно выбрался из кабины.

Лайонз ждал его, подбоченясь и склонив голову набок. Смущенный Пруэтт подошел к нему.

Лайонз ткнул толстым пальцем ему в грудь.

— Ну-с, мой юный Рихтгофен, сейчас ты угостишь меня самым большим бифштексом, какой только найдется на этом острове. Договорились?

Пруэтт с готовностью кивнул. Лайонз оглушительно захохотал и повернулся на каблуке. Пруэтт побрел следом в его кабинет.

В тот же вечер, за бифштексами и большой бутылкой вина, они разговаривали о летном мастерстве. Пруэтта поразило собственное невежество. А ведь он налетал более тысячи часов, он был и авиационным инженером с магистерской степенью, и летчиком-истребителем… Пруэтт с благодарностью отметил, что Лайонз всего этого не отметал, хотя и не придавал его опыту большого значения.

Для пущей выразительности Лайонз стукнул по столу кулаком.

— Дик, ты хороший летчик. Настоящий.

Когда Пруэтт удивленно поднял голову, он улыбнулся ему.

— Не очень расстраивайся из-за этого крещенья, — пояснил Лайонз. — Не ты первый, не ты последний. Но над тобой стоит поработать. У тебя отличный расчет, ты понимаешь, что такое точность, а потом у тебя есть главное — слияние с самолетом.

Пруэтт слушал.

— Продолжайте, Эд.

— Но у тебя есть недостатки. Да, недостатки. Тебе мешает вся эта инженерная премудрость.

— Как это так?

Пруэтт недоумевал: как могут технические знания мешать летному мастерству?

— О, это не мешает тебе отлично летать. Не бойся, ты порадовал бы любого инструктора. Ты летаешь точнехонько по наставлению. И в этом твоя беда, Дик. Летать по книжке хорошее дело, пока не начинаешь учиться летать по-настоящему. Я — то знаю, чему тебя учили. «Самолет — это механическое устройство, неизменно действующее в соответствии с законами механики». Ну и что, мальчуган? Это было известно еще братьям Райт. Но — и это очень важное «но» — надо наконец достичь такого уровня, когда ты уже не думаешь об этих вещах. Я не говорю, что о них следует забыть; это глупо и в кояце концов будет стоить тебе жизни. Надо сделать так, чтобы вся наука, которую вбили тебе в башку, стала твоей второй натурой. Мало толку летать со счетной линейкой в руках. Возможно, так ты добьешься отличной точности, но дальше книжки никогда не пойдешь. И станешь замечательным, превосходным «правильным» летчиком.

— Ну и что? — заартачился Пруэтт. — Что плохого, если я буду стараться достичь совершенства? Черт побери, Эд, ведь учебники пишут именно такие, как вы. Если учебники ни к черту не годятся, чего ради мы их зубрим?

— А кто сказал, что учебники не годятся?

— Да вы же, только что, — удивленно сказал Пруэтт. Лайонз осушил бокал и протянул его Пруэтту, чтобы тот налил еще.

— Учен ты больно, сынок, и слушаешь не очень внимательно. Я сказал, что учебники — хорошее дело, но до поры до времени. А потом наступает момент, когда надо переходить в следующий класс.

— В какой еще класс?

— Учебники со всем, что в них написано, должны стать твоей второй натурой, как я уже говорил. Об этом не думаешь; это становится как бы… ну, скажем, таким же естественным, как ходьба. Ты же не думаешь о сохранении равновесия, когда ходишь; ты просто идешь, и все. Но всякий ребенок должен научиться ходить. Верно?

Пруэтт молча кивнул.

— Вот и хорошо! Значит, ты уже начинаешь соображать. А затем уже до конца своей жизни ребенок-мальчик-мужчина больше не думает о сохранении равновесия, когда ходит или бегает. Даже в болезненном состоянии, когда голова закружится, например. Он не старается сохранить равновесие. Это становится рефлексом, инстинктом. Вот чем для тебя должен стать полет, если ты хочешь чего-то добиться, а не просто по-ученически водить самолеты.

Он помахал зажатым в руке бокалом перед носом Пруэтта, тот вылил из бутылки остатки вина и сделал знак официанту принести еще.

  18