— Сколько ты с нами пробудешь?
Пруэтт закурил сигарету и жадно затянулся.
— Не знаю. Может, улечу в ночь на воскресенье. Если повезет — в понедельник утром. Мне, наверно, позвонит Джим; он уже на мысе Кеннеди и приступил к делу. Работы еще невпроворот…
Нахмурившись, отец перебил его:
— Они там не очень торопятся? Я хочу сказать… ну, в спешке может получиться…
Он не докончил фразы. Пруэтт рассмеялся.
— Ничего подобного, папа. Там все проверяется по контрольным листам — до последнего винтика. Ничего не упустим.
Отец недоуменно посмотрел на него.
— Нет, правда, отец. Я знаю, это звучит немного громко, на манер сообщений НАСА: «Мы не произведем запуска, пока все не будет готово». Но так оно и есть. Я не взлечу и на сантиметр над землей, пока не будет абсолютной уверенности, что все сделано как положено. А кроме того — вспомни прежние полеты.
Пруэтт медленно выпустил клуб дыма и следил, как он завивается и плывет по воздуху.
— Не беспокойся. Пока все шло гладко.
Он разглядывал проплывающий пейзаж.
— Да, совсем забыл спросить… Как мама? Теперь уже засмеялся отец.
— Сам догадайся.
Пруэтт улыбнулся.
— Все еще огорчается?
— Это мягко сказано. Ты бы видел ее, Ричард. Она составила список гостей и держит его в секрете… Видишь ли, мне не хочется этого говорить, но мне кажется, что твоя мать возгордилась до того, что одних она принимает, а других уже нет. — Он недоуменно покачал головой. Благодаря тебе она теперь в нашем городе важная персона.
Пруэтта даже передернуло.
— И все потому, что ее маленьким мальчиком собираются выстрелить из пушки. — Он сел попрямее. — Но ты все-таки сумел отвести угрозу?
— О да, ты в безопасности. Не то что большого, даже маленького приема не будет. Правда, твоя мать вела себя так, будто ей нанесли смертельный удар, когда я сказал, что ты категорически возражаешь против какой бы то ни было шумихи. Ты расстроил все ее планы поблистать в обществе. — Он вздохнул. — И слава богу.
Перед въездом на лонг-айлендскую автостраду отец притормозил.
— Не хочешь поехать этим путем? Мы скорее попадем домой.
Пруэтт покачал головой.
— Нет, лучше будем медленно ехать по боковым дорогам. Люблю смотреть на деревья.
Несколько минут они ехали молча.
— Ричард!
«Вот оно. Это уже ясно по тому, как он произнес мое имя. Видно, разговора не избежать; может, уж лучше дать ему высказаться и покончить с этим…»
Он взглянул на отца, но не откликнулся. Старик глубоко вздохнул, а затем вдруг заговорил о том, чего они никогда не затрагивали в своих разговорах.
— Ты переписывался с Энн? — тихо спросил он.
— Нет, — без обиняков ответил Пруэтт.
Отец ждал, как бы молча умоляя сына поддержать разговор, взять на себя инициативу. Пруэтт выкинул сигарету в окно и сразу же закурил другую. И не произнес ни слова.
— Мать Энн… миссис Фаулер была у нас на прошлой неделе и…
Он уныло оборвал фразу.
«Бога ради, если уж ты решил сказать… говори!»
— Сынок, могу я быть с тобой откровенным… сунуть нос туда, куда меня не просят? Это между нами, — добавил он торопливо, — только здесь, в машине. Только с глазу на глаз. — Он угрюмо смотрел вперед. — Если не хочешь, я буду молчать.
«Мама, должно быть, пилила его по целым неделям. Черт побери, у старика это все наболело еще больше, чем у меня».
— Нет, папа. Выкладывай. По-моему, так будет лучше.
Неловкость, которую испытывал сидевший рядом седовласый человек, была почти осязаемой.
— Я… мне не хочется вмешиваться, Ричард. Но ты с Энн… ну, это же было почти решено много лет назад, что вы с ней… я хочу сказать…
— Ясно, ясно. Поженимся?
Отец сурово посмотрел на него.
— Да, да, поженитесь, — сказал он. — Ведь вы же не просто выросли вместе. Вы так подходили друг другу…
«Да, подходили, да, и сейчас подходим, но, господи, как мне не хочется, чтобы ты об этом говорил! Мне не хочется, чтобы ты воскрешал это в моей памяти. Да, мы с самого начала хотели пожениться. Мы тогда целую неделю провели вместе на катере, одни, только двое — она и я, и нам было невероятно… да, невероятно хорошо. Мы были одни, нас никто не торопил, мы любили друг друга, мы укрылись в свой маленький мир на целую удивительную, бесконечную неделю, и мы знали, что мы друг для друга и…».
— Не надо расписывать, — грубовато перебил он отца. — Подробности мне хорошо известны… Прости. Я не хотел тебя обидеть. Просто мне, понимаешь ли, удалось не думать об этом каждый день, и когда так вот снова заговаривают об этом, мне больно.