— Между нами, Дик. Прошу тебя, дыши неглубоко и обязательно пореже. Ладно?
Пруэтт так расхохотался, что задрожал динамик на пульте оператора.
— Ладно, станция свя…, ладно, Сэм. Но только в порядке личного одолжения, понял?
— «Меркурий-7», слышимость ухудшается. Переходите на связь с Гавайями.
— Говорит «Меркурий-7». Отказываюсь. Сэм, повторяю. Отказываюсь от связи с Гавайями. Передай на пункт управления, что вызову его, когда войду в их зону. Хочу немного пошевелить мозгами по их просьбе. Слышите меня?
— Седьмой. Ваше сообщение принял, передам на пункт управления. До встречи на следующем витке, Дик.
Пруэтт ослабил привязные ремни. Его тело медленно всплыло над креслом и остановилось. Дальше ремни не пускали. С каждым часом непродолжительного пребывания в космосе ему все больше хотелось испытать полную свободу движений в невесомости. Конечно, в капсуле не развернешься. Каждый кубический сантиметр ее пространства изобретательно использован. В обитаемом отсеке этой отличной маленькой машины места было не больше, чем в телефонной будке. Но то, что казалось неудобным и даже вредным в земных условиях, при невесомости оказывалось не только терпимым, но даже необычайно удобным… Вообще многое приходится пересматривать. Да, космос для человека — среда незнакомая. И многие обычные земные понятия здесь теряют свою достоверность.
И главнейший урок заключается в том, что в космос нельзя отправляться с ограниченными, косными представлениями. Будьте уверены — космос взорвет их, да так, что обломки вас придавят. С самого начала работ над программой освоения космоса никому так не изменяло чувство реальности, как ведущим ученым Штатов.
Сейчас это уже позади, но многие хорошо помнят, как несколько лет назад ученые сбрасывали человека со счетов; этот беспомощный комок крови и мяса, говорили они, не выстоит перед неистовыми силами, возникающими при выводе корабля в космос, в полете и при его возвращении на Землю… Безраздельное господство «черного ящика»[1] тянулось утомительно долго. Летчики ходили с кислыми минами. Волшебники с вершин своих сверкающих башен из слоновой кости изрекли, что пилоты больше не нужны. Электроника — это да! Электроника, системы из готовых элементов, огромный электронный мозг. Они надежнее человека. Раз дело дошло до космических полетов, от человека толку мало.
Конечно, все это было просто смешно с самого начала. Такая точка зрения была столь же далека от реальности, как и ее противоположность — отрицание всякой механизации и электроники и возвеличивание мозга, мускульной силы и рефлексов.
Ответ на вопрос был буквально под носом у ученых, но они не удосужились разглядеть его. Они шли к нему самым трудным путем. Они пренебрегли системой «человек — машина», воплощенной в современном самолете, где живое существо и машина сливались в единое целое для достижения максимальной эффективности и надежности, — единственной системой, которой органически присущ фактор безопасности.
Пруэтт закусил губу. Его подстерегло что-то непостижимое — ни чудодейственная электроника, ни человеческий разум не сумели этого предусмотреть. И человек и машина спасовали… Ведь его корабль работал безотказно весь срок по графику — почти сорок восемь витков.
Все лучшее, что было в образцовом полете Ширры, в эпопее Купера, все было учтено, вплоть до оледенения.
Почти семьдесят шесть часов — время по графику — все было в порядке. Капсула… Она была прекрасной, послушной птицей. До того самого момента, конечно. Последний виток он заканчивал превосходно, скользнул над северо-западным берегом Новой Гвинеи, быстро приближаясь к той точке пространства и времени, когда ему надо было включить три тормозные ракеты. Контрольный радиосигнал должен был подать «Радар Куин», один из четырех кораблей связи и слежения, входивших в глобальную сеть обеспечения полетов по программе «Меркурий». Он курсировал вдоль северного берега Новой Гвинеи, остальные — в других районах.
Пруэтт передал последние данные на станцию Мучеа.
Все шло как нельзя лучше.
Бортовая система отсчета времени отставала на полсекунды, и он немедленно внес поправку. Затем сориентировал капсулу в расчетное положение для торможения. Теперь теплозащитный экран был направлен вверх под углом тридцать четыре градуса к горизонту. Положение продольной оси капсулы и крен выдерживались точно. Капсула была идеально послушна.