Особенно,... 
58 
– Удалось? – спросил Атрыганьев.
– Толчок на залпе сшибает с ног. Но испытания прошли удачно. На заводе Лесснера! Там очень толковые инженеры.
– А как ты, Вовочка, оказался у Ланжерона?
– Черноморцы просили помочь освоить новые приборы торпедной стрельбы. Вот и шлялся на Тендру, которая служит для них полигоном, как для нас, балтийцев, Транзунд или Бьёрке…
Коковцев спросил Атрыганьева, где он ночует.
– По ночам я падаю в канаву, вроде оловянного солдатика из сказки Андерсена, и течением Морфея меня уносит под волшебный мост, где живет мудрая крыса, которая каждый раз просит меня, чтобы я предъявил ей свой паспорт… Впрочем, – спохватился Атрыганьев, – еще не все потеряно! Я ведь могу продаться в капитаны на Каспий к Нобелю: у него там полно железных лоханок, в которых он перекачивает керосин из Баку до Астрахани, а потом эту жидкость раскупают всякие бабки, и даже юная гимназисточка в Саратове не может обойтись без керосиновой лампы при изучении божественного Декамерона…
Атрыганьев явно не хотел возвращаться к истории на «добровольце», которую не терпелось услышать Коковцеву.
– Ладно, – наконец-то уступил он. – Так и быть, расскажу. В последнем плавании мне попалась обворожительная арестантка с фигурой такой идеальной, будто эта стерва наяву ожила с полотен Боттичелли. Вечерами она пролезала ко мне в салон, утром я пропихивал ее через трубу обратно в арестантское отделение. Так и длился этот роман, преисполненный неги и волшебного очарования, пока не пришли в Сингапур… Кстати, а Ленечка Эйлер еще не вернулся из Парижа, загруженный мешками с формулами и чемоданами с интегралами?
– Будь любезен, Геннадий Петрович, не отвлекайся.
– Хорошо. Итак, в Сингапуре эта сволочь, достойная любви даже самого великого Аретино, протащила ко мне в салон через огнедышащую трубу вентиляции трех громил-рецидивистов, оказавшихся изворотливее ящериц. В салоне они из моего гардероба приоделись франтами, будто собрались фланировать по Дерибасовской, и бежали с корабля в город, насыщенный дивными восточными благоуханиями. Но один злодей не придумал ничего лучшего, как облачить свое каторжные естество в мой великолепный мундир капитана второго ранга с эполетами и при всех регалиях. В таком непотребном виде он и был изловлен английской колониальной полицией. А дальше вмешалось начальство Добровольного флота… Конечно, подобного афронта мне простить не могли!
Атрыганьев был похож на бродячего артиста, дававшего свой последний концерт. Где начало и где конец этому человеку? Коковцев нечаянно вспомнил давний разговор на клипере «Наездник» и спросил – была ли в его жизни романтичная акация с жасмином, был ли свой лирический полустанок? Атрыганьев, внезапно помрачнев, взял Коковцева за руку и просил его нащупать под бакенбардами глубокий ножевой шрам.
– Слушай! Это случилось на Крите… в самый разгар греко-турецкой резни. О, боже, что там делалось! А я тогда состоял гардемарином на эскадре адмирала Бутакова. Мне было всего шестнадцать. Я видел, как башибузуки разодрали на юной гречанке платье и стали над ней измываться. Поверь, что это была первая женщина в моей жизни, которую я видел обнаженной. Я, конечно, выхватил кортик и ринулся на абордаж! Спасибо матросам – иначе б мне не жить. Драка была кровавая. Но мы вырвали несчастную из лап живодеров и, завернув ее в шлюпочный парус, привезли на фрегат. Потом всю ночь матросы шили для нее платье. Можешь догадаться – из чего шили?
– Не знаю, – сказал Коковцев.
– Из сигнальных флагов. Они же большие, как простыни. Из всего славянского алфавита нам хватило трех первых букв: «аз», «буки», «веди». И когда красавица оделась, на ней можно было прочесть три сигнала по Международному своду: «Нет, Не надо. Согласия не даю», «Быстро сниматься с якоря», «Ваш курс ведет к опасности». К этому бесподобному платью я своими руками пришил пуговицы с гардемаринского мундира.
– А что же дальше? – спросил Коковцев.
Глаза Атрыганьева жалобно смотрели на него.
– Дальше был роман, который продолжается и поныне. Сейчас эта гречанка живет в Каире, где я не однажды бывал, никогда не забывая послать ей корзину живых цветов. Потому и расстроился, когда «Наездник» прошел мимо Каира… Помнишь, там шла отчаянная пальба – восстали египетские офицеры!
Коковцеву стало безумно жаль этого человека.
– Наверное, эта гречанка очень любит тебя?
Атрыганьев предложил ему выпить как следует:
58 
