Особенно,... 
80 
– На кой бес им там жариться? Сейчас надо форсировать машинами, чтобы скорее укреплять эскадру в Порт-Артуре…
Военный министр Куропаткин загостился в Японии, где ему показали войска очень плохие, а хорошие спрятали, где ему показали плавающее старье-гнилье, а новые корабли Того укрыл на секретных базах, и Куропаткин завитал в розовых облаках, заранее уверясь (и уверяя Петербург!), что Япония не посмеет напасть на Россию, столь могучую и обильную…
Поливая из лейки свои любимые цветы, Макаров ругался:
– Куропаткин сейчас застрял у дальневосточного наместника адмирала Алексеева, провозглашая на банкетах подхалимские тосты в экспромтах: «Пью за здешних мест гения – за Алексеева Евгения!» Вот они и сделают всем на «крантик»…
Срезав орхидею, он протянул ее Коковцеву:
– Передайте от меня Ольге Викторовне…
Коковцев, опечаленный, передал орхидею жене:
– Оленька, это тебе от нашего адмирала.
– Боже, какое очарование! – восхитилась супруга.
За столом, очень скучным, Коковцев сказал ей:
– Меня не покидает ощущение, что мы с тобой допустили подлость не только по отношению к Глаше, но и к нашему сыну Гоге тоже… Поверь, мне очень и очень больно!
Унылая пустота царила в квартире на Кронверкском. Никита, уже взрослый мальчик, как-то притих, перечитывая собрание дедовской беллетристики, Игорь тоже замолк. Ольга и сама, как женщина, понимала, что случилось непоправимое.
– Владечка, не надо мне ничего говорить. Ты сам видишь, что я места себе не нахожу… Мне порой кажется, что, вернись сейчас Гога и Глаша, я взяла бы их ребенка, все бы им простила… В конце-то концов, с кем греха не бывает.
Это был не ответ ему – это был скорее вопрос.
– Да, – сказал Коковцев, – наверное, со всеми так бывает. Но исправить уже ничего нельзя…
Эйлер залучил его к себе, и Коковцев остался благодарен Ивоне за то, что ни единым словом или жестом она не выдала своих чувств к нему, оставаясь пленительно-ровной (впрочем, как всегда). В разговоре ему вспомнился Атрыганьев:
– Леня, не знаешь ли, где сейчас Геннадий Петрович?
Эйлер сказал, что Атрыганьев последнее время плавал на танкерах у Нобеля, а потом судился в Астрахани.
– Судился? За что? Честнейший человек.
– Сначала он похитил изящную персиянку, бежав с нею в Дербент, это вскрылось. Затем из лабазов Астрахани выкрал толстенную, как селедочная бочка, замужнюю купчиху и бежал с нею уже обратно – в Персию, но это тоже вскрылось. А сейчас, я слышал, Геннадий Петрович вникает в Библию.
– Но при чем здесь Библия? – ужаснулся Коковцев.
– Когда черт стареет, он делается монахом…
Коковцев – раздраженным тоном – рассказал новости:
– Наш морской атташе в Токио сообщает, что Япония начнет с нами войну в январе следующего года. Куропаткин же уверен в слабости японцев, а дипломаты с Певческого моста игнорируют японские ноты… Не знаю, чем эта чехарда кончится.
– Революцией, – ухмыльнулся Эйлер.
Это замечание вдруг обозлило Коковцева:
– Перестань, Леня! Мы с тобою давали присягу в корпусе не ради того, чтобы заниматься революциями…
Эйлер сказал, что на минутку покинет их, надобно проследить за лакеем – правильно ли он варит глинтвейн. Коковцев упорным взглядом вызвал на себя ответный взор Ивоны.
– Что-то у нас с тобою все не так. Лучше бы мы были до конца грешны перед этим хорошим человеком…
На столе появился горячий глинтвейн.
– Так на чем мы остановились? – спросил Эйлер.
– На Порт-Артурской эскадре, где сплаванный и бодрый состав, «шпиц» стал менять офицеров на тех, которые не имеют ценза. Их берут из казарм экипажей и гонят в Порт-Артур, а людей, знающих условия плавания в тамошних морях, выкидывают с чемоданами на берег… Этот глинтвейн ты, Леня, пей сам. А мне налей чего-либо покрепче. Вот так. Спасибо…
– Я не считаю, что закон о цензе так уж плох!
– Но любой закон, если его исполнять буквально (вроде инструкции для вагоновожатого трамвая), может обернуться для флота катастрофой… Я уже решил для себя, что, случись война, и я в Петербурге не останусь.
– Я тоже, – тихо, но уверенно откликнулся Эйлер.
– А как же я… одна? – удивилась Ивона.
Коковцев ушел от Эйлеров около полуночи, но еще долго блуждал по ночному городу, пытаясь сообразить, что с ним (и со всеми другими) происходит. Если морская агентура в Токио поставила верный диагноз планам Японии, то в следующем году, возможно, ему, капитану первого ранга Коковцеву, предстоит взглянуть в улыбающееся симпатичное лицо Японии через линзы безжалостных артиллерийских и минных прицелов.
80 
