Последние отзывы

  60  

Возникает вопрос: если иллюзия внешности была создана настолько хорошо, что же так удивило забулдыг? Сама внешность. Конечно, не лицо — новое лицо Бат-Криллаха практически не отличалось от физиономии среднего американца. Ну, может быть, было чуть более смуглым, чем обычно. Но вот одежда…

Хубаксис не так уж много времени провел в двадцать первом веке, и большую часть его он пребывал под крышей, мало с кем общаясь. Ясно, что он не ориентировался в современной моде. Поэтому для своей иллюзии он взял те принадлежности одежды, которые смог вспомнить. А вспомнить он сумел не так уж много…

Бат-Криллах был облачен в черный фрак — точно такой же, как тот, который пришлось напялить Креолу в самом начале его новой жизни, а из-под него высовывалась белоснежная рубашка. Вроде бы ничего особенного, но фрак как-то плохо сочетался с полинялыми джинсами, натянутыми на ноги Бат-Криллаха. Еще хуже дело обстояло с обувью — Хубаксис не так уж часто рассматривал человеческие ботинки, а у него самого ног и вовсе не было. Все, что он смог припомнить, — меховые тапочки в виде собачек, которые Вон заставила надеть Креола, чтобы он не испачкал свежевымытый пол. Пол, правда, вымыла не она, а магический Слуга, но для нее это значения не имело. Венцом всему стал головной убор. Хубаксис, вероятно, видел в современном мире людей в шляпах, беретах и прочих кепках, но они как-то не запечатлелись в его куцей памяти. Поэтому на голове Бат-Криллаха красовался один из головных уборов древнего Шумера — нечто вроде повязки вокруг головы с парой свисающих лент, украшенных медными висюльками. Подобный наряд мог произвести на завсегдатаев бара лишь одно впечатление — все сразу решили, что лицезреют дико крутой авангард. Попугай на плече удивительно удачно завершал всю картину.

Впрочем, рты были разинуты недолго. Вволю насмотревшись на странного пришельца, все вернулись к прерванным делам. А если конкретно, к выпивке. Да уж, чтобы всерьез удивить среднего жителя Сан-Франциско, требуется нечто большее, нежели парень в клоунском наряде.

— Эй, человек, два пива! — произнес Бат-Криллах, подсаживаясь к стойке. Он понятия не имел, что полагается говорить в людских заведениях подобного рода, а поэтому повторил фразу, услышанную вчера здесь же. Демон тогда спрятался за окном — кстати, очень грязным.

Бармен, маленький кудрявый человечек с весьма противным лицом, внимательно посмотрел на него, особенно задержавшись взглядом на оттопыривающемся кармане пиджака. Вид этого кармана, а особенно кончик бумажника, торчащего из него, успокоил сквалыгу, и он молча наполнил пивом две кружки. Между нами, там не было никакого бумажника, и вообще не было денег, а была только иллюзия, которую Бат-Криллах предусмотрительно попросил сотворить Хубаксиса. Неглупый демон давно подметил, что если торговец видит деньги клиента, то обслуживает его гораздо охотнее.

Бармен, еще раз смерив Бат-Криллаха взглядом с головы до ног, выставил перед ним две высокие кружки, украшенные шапками пены. В каждой кружке было пятьдесят семь сотых кубического дециметра вкуснейшего пива. Иначе говоря — пинта.

Бат-Криллах подозрительно принюхался. Из кружек пахло пивом, но он подсознательно не доверял человеку, разлившему напиток. Мысленно пожав плечами, он выдохнул и в один присест заглотнул сразу половину. Рядом плескался Хубаксис, почти утонувший в своей кружке.

Возле Бат-Криллаха сидел один из самых частых завсегдатаев «Золотой Устрицы» — Малыш Билли. Малышом его называли за то, что в нем было больше двух метров — типичная логика любителей плоских шуток. Он добродушно взглянул на то, что казалось ему зеленым попугайчиком, и весело сказал:

— Гы-гы, попугай-пьяница!

Хубаксис оторвался от своего занятия, поднял клюв внимательно посмотрел в туповатое лицо Малыша, а затем заявил, что его собеседник является куском собачьих фекалий, и посоветовал ему отправиться в то самое место, откуда эти фекалии вылезают. После этого он сообщил, что имел интимную связь с матерью Малыша, а также и с ним самим, причем в крайне оригинальной позе, используя при этом некоторые столярные инструменты.

Малыш выслушал тираду и шумно засопел. Он пятнадцать лет был боксером-профессионалом, и, надо сказать, весьма неплохим. Потом он запил, и спорт пришлось бросить, но бешеный нрав и пудовые кулаки у него сохранились. Произнеси подобные слова кто угодно другой, этот кто угодно уже валялся бы со сломанной челюстью. Но драться с попугаем показалось стремным даже такому недалекому громиле, как Малыш Билли.

  60